Мама всегда
в честь первого снега пироги с грибами пекла. Обхватываю себя руками, ощущая,
как всё тело холодом сковывает. Возникает чувство, что я стала героиней
волшебной сказки, превратившись в Снежную Королеву. Нам редко читали в детстве
и то, только что батюшка одобрит. На полке стояла пара книг со сказками.
Снежная королева была одной из самых любимых.
Меня бьёт
крупная дрожь, а глаза вновь наполняются слезами. Забираюсь под одеяло,
сворачиваюсь клубочком, но всё никак не могу согреться. Острые льдинки
впиваются в кожу, но она почему-то не превращается в ледяной кокон, а напротив
– огнём горит. Понимаю, что заболела. И дышать постепенно становится всё
труднее. Внутри грудной клетки будто что-то простреливает.
К моменту
возвращения Михаила сил уже совершенно не остаётся. Даже руку поднять не
получается. Кажется, что она неимоверной тяжестью налита. Что я сама
превратилась в нечто тяжёлое, пригвождённое к кровати. Встревоженное лицо
мужчины начинает расплываться перед глазами. Я какое-то время ещё пытаюсь
проморгаться, но быстро сдаюсь. Сил нет даже на это.
И постепенно
совсем уплываю в липкую темноту. Мне то жарко, то холодно. Я пытаюсь скинуть с
себя неприятные путы, но не выходит. Не знаю, сколько проходит времени, прежде
чем снова открываю глаза и осмысленно смотрю на Михаила. Сейчас его лицо вижу
чётко и знобит меня уже меньше.
- Привет, -
улыбается. – Ты как? Что-нибудь болит?
Внимательно
прислушиваюсь к себе и отрицательно качаю головой. На удивление это действие
даётся мне довольно легко.
- Это
хорошо. Но сейчас нам предстоит серьёзный разговор.
И после
этого Михаил рассказывает мне о заболевании, о том, что приходил врач и
назначил лекарства, и о том, что теперь ему придётся быть моим медбратом, чтобы
меня не госпитализировали. А я должна слушаться и не сопротивляться лечению.
Рассказ
Михаила приводит меня в ужас. Мало того, что я понимаю, как проходил осмотр,
так и ещё и осознание греховности происходящего приходит.
Остервенело
мотаю головой, показывая, что не разрешу к себе притрагиваться. Никаких иголок,
воткнутых в своё тело, не потерплю.
- Маша, это
необходимо. Я же объясняю, что если ты откажешься, то тебя госпитализируют,
привяжут к кровати и точно не спросят согласия и уговаривать не будут. Я не хочу
заставлять тебя силой. Для меня самого это стресс. Я никогда уколов не делал и
боюсь тебе боль причинить. А если ещё и насильно это делать придётся, то совсем
нехорошо выходит. Ты подумай. И таблетки врач прописал. Не заставляй меня их
силком тебе в горло запихивать.
Задыхаюсь от
страха, возмущения и стыда, вцепляясь в одеяло, которое натянула до самого
подбородка.
- Сейчас, - говорит
Михаил и уходит. А возвращается с блокнотом и ручкой. – Ты хочешь мне что-то
сказать?
Хватаю
бумагу и вывожу дрожащими руками:
«Грех!»
- Не грех
это, - вздыхает Михаил.
«От
нечистого!» - вывожу и смотрю яростно на мужчину.
- И что мне
с тобой делать? Я не хочу, чтобы тебе ещё хуже было. У меня ответственность за
тебя. Если ты не согласишься на лечение, то придётся отправить тебя в больницу.
Маш!
Мотаю
головой и закрываюсь одеялом полностью, отворачиваясь к стене. Слышу тяжёлый
вздох Михаила и его шаги. Он покинул комнату. И только я немного расслабилась,
как он вернулся с тарелкой супа.
- Тебе
поесть надо. Молитву над едой я прочёл. Садись и бери ложку.
