Рыжий усач-этнограф, однако, всё отлично понимал и с удовольствием поддерживал оживлённую беседу. Он не был здесь пару лет и теперь увлечённо расспрашивал обо всех изменениях.
Выглядел местный житель тоже очень непривычно, но подобных лиц тут хватало – с раскосыми глазами, широкими скулами и тёмными волосами. Он охотно улыбался, показывая тёмные от табака, но крепкие зубы, и Антонина никак не могла понять, какое впечатление производит это лицо. Оно не казалось неприятным или отталкивающим, но было настолько чуждым, что воспринималось не принадлежностью обыкновенного человека другой расы, а казалось удивительной диковинкой.
– Антонина Фёдоровна, а вам-то куда? – опомнился Георгий Кузьмич.
– Адмирала Лазарева, тридцать шесть. – Этот адрес Бересклет за время пути затвердила как Отче наш, мысленно повторяя его про себя, словно заклинание, будто эти слова имели силу ускорить путь и помочь в тяготах пути.
– Какомэй! К Умкы? – ещё больше оживился извозчик.
– Погодите… Умкы? Это в полицейское управление, что ли, к исправнику Березину? – понятнее удивился этнограф, помогая девушке взобраться на телегу.
– Да, я там служить буду, – ответила Антонина, устраиваясь на сундуке и пряча ладони в рукава. Она очень надеялась, что у малого размера города найдётся немалое достоинство: недолгий путь до полицейского управления.
– Служить? Постойте, я и не спросил, а вы для чего в эти края-то? Неужто следователем?!
– Я судебно-медицинский эксперт, – постаравшись умерить гордость, ответила Бересклет.
– Метсисына? Корошо! – обрадовался извозчик и невоспроизводимым звуком подбодрил своего оленя. Тот до сих пор плёлся нога за ногу, а теперь зашагал бойчее. – Врач помер кытур, врач нушен! Хила только, но нушена…
– Но я не… – растерянно пробормотала Антонина и вдруг осознала другой, куда более важный смысл сказанного. – Здесь что, нет ни одного врача?!
– Лаврентьев умер? – расстроился этнограф. – Как жаль, умнейший был человек, добрейшей души и большого ума! Кытур… В прошлом году то есть, – перевёл он для себя. – Знаете, Антонина Фёдоровна, боюсь, будет очень трудно объяснить вашу специальность местным жителям… Бог мой, зачем вас вообще сюда прислали?!
– Надеюсь, всё как-нибудь образуется. – Бересклет наскребла остатки мужества и воспитания на спокойный и вежливый ответ. – А что это за слово странное? «Умкы». Это должность по-чукотски? Или вообще – полиция?
– А, это. – Этнограф улыбнулся. – Местные так белого медведя называют. Я думаю, вы как Сидора Кузьмича увидите, сразу все вопросы отпадут. Но не волнуйтесь, он хороший человек. Я близко не знаком, так, наслышан, видел. Он тут не очень давно, явно из армейских, только не больно-то разговорчивый… Святые заступники, да вы же замёрзли совсем!
Не дожидаясь ответа Антонины, он обратился к извозчику, и тот, что-то недовольно бормоча, приподнялся на месте и отдал шкуру, на которой сидел.
– Не надо, Георгий Кузьмич! – запротестовала Бересклет, взглянув на то, чем её собирались укрыть.
– Да бросьте, ну что за ребячество? Простудитесь, кто вас…
– Я сказала нет! – отшатнулась Антонина, стараясь дышать неглубоко, чтобы не вдыхать стойкого кисло-горького духа и не всматриваться в облезлый мех. Она смутно чуяла там какую-то жизнь и знакомиться с ней ближе не желала.
– Антонина Фёдоровна…
– А настаивать станете – я лучше пешком дойду! – резко осадила его девушка. – Верните, пожалуйста, господину извозчику его вещь. Я не так сильно замёрзла, просто устала. Спасибо вам за заботу, но, право, не стоило, – попыталась смягчить она резкие слова.
