– Вот несут блок, – увидел Амдэ.
Плантисты раздобыли стандартный заводской модуль управления типа К взамен утраченного. Их бравые механики уже настроили компрессоры и гидравлику, готовились к запуску. Следопыт краем уха улавливал их далекие голоса. Они говорили:
– В этот раз мы перепроверили все десять раз. Ошибки просто не может быть. Мы наконец-то получим собственный завод двигателей внутреннего сгорания и больше не придется зависеть от Пита. Наконец-то сравняем его с землей!
Одежда техников мало чем отличалась от тряпья других жителей Пустоши. Поношенные футболки, джинсы с кожаными заплатами для прочности. Фабрики одежды работали двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но из-за недостатка качественных материалов перешивали одну и ту же одежду, уменьшая плотность и стойкость ткани. Железные дороги для подвоза сырья почти нигде не работали, и страшно было представить, что творится вокруг фабрик по производству синтетики и полимеров, необходимых для качественных вещей. Наверняка кучи невывезенного сырья вокруг них видны даже из космоса. Эдакие чудеса света, созданные необузданным разумом человека. И некому восстановить эту железнодорожную связь.
В отличие от техников и рабочих, охрана плантистов носила броню растительного происхождения. Цепные псы Пита продавали им только гражданскую технику, чтобы не усиливать потенциальных врагов, поэтому жители Хеля сами выращивали себе броню в черницах в самом центре города. Для многослойного растения кевларика не требовалось больших площадей. Он представлял собой мутировавшую на генном уровне смесь древней капусты и полимерной брони солдат двадцать пятого века. Растение стало продуктом бионики – сферы науки, объединившей в себе механику и биологию. Похожая эволюция привела к появлению схематиков Хеля, но там вместо растительности были микрокомпьютеры.
Так вот, слой за слоем из клубня наподобие листьев капусты вырастали крепкие листы кевларика. Ведущие инженеры плантистов аккуратно срезали их алмазными пилами, чтобы закрепить место разреза, которое, как и в обычной ткани, может расползтись по всему листу и сделать его бесполезным. Получение кевларика больше походило на хирургическую операцию, нежели на сбор урожая. В умелых руках микропилы делали свое дело и на выходе получалась плотная субстанция из переплетенных полирамид, намного крепче, чем обычные связи в растительном веществе, а главное – очень тонкая. Один за другим эти и без того крепкие слои накладывали друг на друга для создания действительно стойкой брони. Такая ручная работа занимала чудовищно много времени, требовала усилий, как средневековая кольчуга, но и результат был соответствующим – прочнейшая броня в несколько раз легче металлических панцирей цепных псов. К тому же она абсолютно не пробивалась никакими баллистическими снарядами. От слова «совсем». Выпущенный с большого расстояния мелкий калибр просто отскакивал от такой брони, а при выстреле из пистолета в упор пуля в лучшем случае могла застрять во внешних слоях защиты, оставив большой синяк. Даже крупнокалиберные пулеметы ее не пробивали. Но растительная защита не давала бессмертие – кинетическая сила выстрелов просто перемалывала ребра и внутренние органы плантиста, тот умирал без единой дырки в теле.
Сшитая из кевларика броня для простоты называлась кевриковой и высоко ценилась за пределами Тала. Разумеется, так же, как псы из Пита не продавали плантистам свою защиту, плантисты Тала не продавали им свою.
