Из всех зол, свалившихся на начальника тюрьмы, наименьшим для него сейчас было бы признаться в небрежности, в рассеянности, сослаться на переутомление и тяжелую работу по ночам, на последствия горячки, случившейся вдруг вчера вечером; сказать, что прошения были, много было прошений, гораздо больше обычного, но потом куда-то подевались, может быть даже растерялись по дороге во дворец. Надо бы о том расспросить кучера. Однако начальник тюрьмы избрал для себя зло наибольшее: он по-прежнему молчал, опустив глаза, выказывая тем самым фактически открытое неповиновение королю…
12
– Одевайся. Мы идем хоронить тетю Зою, – сказала бабуля.
– Ба… А что значит хоронить?
– Тетя Зоя умерла.
– Умерла?
Впервые я услышал, что кто-то из людей помер. Я видел дохлую собаку. Видел дохлую крысу во дворе. Но никто из людей еще при мне не умирал.
– Почему умерла?
– Все люди умирают когда-нибудь. Тетя Зоя не исключение.
– И я умру?
– Одевайся и не болтай лишнего.
– И что теперь с ней будет?
– С кем?
– С тетей Зоей?
– Ничего. Положат тихонько в гроб и в землю закопают.
Мы собрались и пошли.
За рынком у ворот автобазы остановились. Под деревом лежал человек. Он лежал вниз лицом, широко раскинув руки.
– Пьяный, – сказала баба Тоня. – Видишь, какой он грязный. Будешь плохо себя вести – станешь на него похож.
Человек не шевелился. Обычно пьяные шевелятся. А этот был неподвижен.
– Он умер, – сказал я. – Его надо похоронить.
– Нет. С какой стати ему умирать?
Бабуля слегка пнула его ногой. Человек зашевелился.
– Это же Барбоша, – обрадовался я.
– Кто?
– Барбоша. Из нашего дома.
– Какой еще Барбоша?
– Из первого подъезда.
– А ты откуда знаешь?
Она еще раз толкнула его носком сапога.
– Нет. Это не он.
– Он.
– Ты разве не видишь …Это другой человек!
– Я вижу. Это Барбоша.
– Говорю тебе, это не он. Идем отсюда.
– Это он. Я узнал его ботинки.
– Мало ли таких ботинок.
– Это его ботинки.
– Вся страна в таких ботинках.
– Нет, не вся.
– У отца твоего такие же точно ботинки.
– Нет. У папы без шнурков. А эти со шнурками.
– Со шнурками. Без шнурков. Пошли. А то тетю Зою похоронят без нас.
– А она там не замерзнет?
– Кто?
– Тетя Зоя.
– Где?
– В своем гробу под землей?
Наконец пришли. Возле дома и в прихожей топтались незнакомые люди. Разговаривали шепотом.
– Стой здесь. Я сейчас, – сказала бабуля.
Что происходило внутри – трудно было разглядеть. Мне стало скучно. Зачем меня сюда привели?
Вдруг из глубины дома раздался крик Аэээ… Уууу… Потом еще и еще. Я ни разу не слышал таких отчаянных воплей.
Все вокруг оживились. Видимо, это кричала тетя Зоя. Хотя нет. Как же она могла кричать, если она умерла. Но может, мертвые тоже могут кричать, перед тем как их закопают в землю? Дальше я не понял, что со мной произошло. Вдруг ни с того ни сего я сам заорал: Аааааааа… Уууу… Заорал так, что аж в ушах зазвенело. Но конечно, не так громко, как тетя Зоя.
Бабуля выскочила во двор.
– Ты чего? – всполошилась она.
Стоящий рядом старичок покачал головой:
– Это видимо ваш кукушонок?
– Ну да, – подтвердила бабуля. – Наш ссыльный.
Обратно шли молча. Баба купила мне свежий бублик и леденец – петушок. Вот она какая смерть, – думал я. – Сладкая да с маковинкой.
13
В семь лет я угодил в больницу с желтухой.
Меня положили во взрослое отделение. Это была небольшая палата на четверых. Один у окна. Один в углу и какой-то толстяк справа от меня. Толстяк только что сходил в свой железный плоский горшок и подтирал задницу.
