Мемориал - страница 10

От матери направился к себе, в Калугу. Слух по Удеревке уже разнесся. Поджидали почти у каждого дома. Иван Семёнович-лысый (И.С.Митрофанов) вышел со всей семьей, узнавши, что его Сашка находился в армии вместе со мной. Нечем мне было их порадовать. Дальше, на калужанской дороге навстречу группа подростков с лопатами, предводительствуемая Колей-богом (Н.И.Пановым). Шли чистить колпенскую трассу от снега. В группе – наш Алексей. Не сразу его узнал. Длинный вытянулся, какой-то носастый. Он возвратился, и мы пошли с ним домой вместе.

Зайдя в хату, увидел Николая. Тот сидел, не проявляя признаков радости. Ну, я и подумал: может квартирант? Одет чисто, в каком-то немецком френчике…

Март месяц. Хата наша переполнена мужчинами, призванными в армию. Шло формирование свежих частей. Выяснилось, что при немцах в деревнях накопилось много военнообязанных, по разным причинам уклонившихся от призыва. В нашей хате ночуют десятка два новобранцев в возрасте от 20 до 50 лет, жителей Нетрубежа, Мисайлова, Красного. В разномастной, хотя и справной одежде. С увесистыми мешками, наполненными снедью. Почти все они погибли в боях на Курско-Орловском фронте. Их бросали под огонь безжалостно, не жалели. Дескать, «отсиделись» при немцах.

В нашем семействе тогда еда была проблемой. Помню, как мы с Алексеем ходили искать туши убитых замороженных лошадей, отрубали куски получше и – варили. 14 апреля. Десятка два юношей и девушек-подростков из окрестных деревень мобилизованы для отправки на работу в тыл. Я в их числе. Тех, кто не дорос ещё до службы в армии. Матери и близкие провожали нас до Колпны, а иные и дальше. Никто из нас, и я в том числе, не осознавали тогда, что это рубеж в жизни каждого.

Двигались пешком по Тычинскому большаку на Русский Брод, т.к. иной возможности выбраться из Колпны на железную дорогу тогда не было. Шли трое, или четверо суток. Проселки и поля уже просохли. Помню лежавшие по обочинам почерневшие, мумифицированные тела наших солдат, не захороненных после осенних и зимних боев. Первая ночевка в Ушаковой, по хатам, вторая – в пустых помещениях Нижне-Жерновской МТС. Там я выгравировал на своем алюминиевом котелке разные памятные надписи. Котелок потом потерял. Если кто нашел, наверное, доискивался, чей это автограф?

Приблизившись к станции Русский Брод, попали под налёт немецких аэропланов. Из нашей группы, кажется, никто не пострадал. Говорят, что разбомбили эшелон с советскими ранеными. Мы же разбежались, кто куда и соединились вместе в соседнем селе Пеньшино. Там жили с неделю. Прослышав о случившемся, к нам туда пожаловали гости – матери, сестры, другие родственники. Ко мне мать приходила с домашней едой. Я еще подумал тогда: увижу ли ещё ее?

Дальше эшелоном двигались на Урал. Целый месяц. Отдохнули и откормились. Хлеб, сливочное масло, сахар – давно от этого отвыкли в оголодавшей деревне. Развлекались в пути, веселились, начались амурные игры. Вместе собралось столько молодежи. Сопровождал нас представитель обкома комсомола некий Илья Болотин. Семит. Он очутился после войны в Колпне, работал пропагандистом в райкоме партии. Давно уже умер.

Прибыли в Магнитогорск в середине мая 1943-го. (Но согласно официальной справке: «зачислен в систему государственных трудовых резервов в апреле 1942 года»). Нас всех определили в школу ФЗО N 1, что на окраине города в поселке Щитовой. Двухэтажные стандартные общежития 30-х годов. Впервые сельские ребятишки очутились в обстановке незнакомого городского быта, с водопроводом и клозетами внутри помещений. Что там творилось, пока не привыкли, уму непостижимо! По утрам