— И ты, Быстров, знаешь как? — с иронией спросил Гибер.
— Есть кое-какие соображения, — улыбнулся я. — Кто-то из нас сыграет роль залётного нэпмана. Специально пошумит-покричит, привлекая к себе внимание. Главное, чтобы всё это произошло, скажем… — Я задумался, а потом указал пальцем место на карте.
— Бывшая прядильная фабрика Маничева? — без особой уверенности произнёс Смушко. — Не вариант — сейчас вместо фабрики несколько складов, есть вооружённая охрана. Для наших грабителей лишний риск.
Поскольку в городе я ориентировался слабо, а если быть точнее — не ориентировался от слова «совсем», то спорить не стал.
Смушко почесал нос.
— Где бы им было сподручней раздеть тебя… Да вот тут! — наконец обрадованно произнёс он. — И им хорошо, и нам для засады удобно: там разрушенная кирпичная стена стоит, за ней можно спокойно полроты спрятать, а напротив — пустырь: грабь — не хочу. Ни одна живая душа не услышит. Только надо будет такой за собой след оставить, чтобы бандиты без всяких задних мыслей туда за приманкой притопали.
— Значит, нужен жирный карась, — хохотнул Гибер.
— Ага. Вот только кого бы выбрать? — Его задумчивый взгляд перемещался то на Гибера, то на Мишу, то на меня.
— Давайте я пойду, — предложил я. — Инициатива, как известно, наказуема.
Начальник губрозыска побарабанил пальцами по столешнице.
— А сдюжишь?
— Постараюсь.
— Постараться — мало. Нужно сделать.
— Сделаю, товарищ Смушко.
— Хорошо! — Начальник губрозыска поднялся. — Я насчёт чоновцов пойду вопрос решать, а вы займитесь реквизитом и чтоб у меня…
Он с усмешкой погрозил пальцем в нашу сторону и вышел.
— Реквизит, — хмыкнул я. — Легко сказать — реквизит. И где мы его раздобудем?
— Ну ты же нэпмана из себя лепить будешь? — подмигнул Миша. — У нэпманов и возьмём.
— Это как? Сами грабить будем?
— Почти, — туманно сказал Гибер, который, похоже, был на одной волне с Михаилом.
Мы подъехали на выделенной завхозом пролётке к ресторану с броским названием «Сан-Франциско». Несмотря на постоянные перебои с электричеством, из окон увеселительного заведения лился свет.
У входа стоял швейцар в ливрее, который галантно открывал перед посетителями двери, а те, судя по довольной роже «халдея», как выразился Гибер, охотно давали тому на чай.
— Жирует публика, — вздохнул Миша. — Говорят, вечером по субботам там канкан показывают — почти голые девки по сцене скачут и задирают юбки.
— Что, посмотреть хочешь? — фыркнул я.
Уж чего-чего, а всякого «канкана» я за время службы насмотрелся. И с юбками, и без.
— У меня невеста есть, — обиделся Миша. — И, между прочим, я комсомолец и комсорг нашей организации. Ты, кстати, тоже, и у тебя ещё за прошлый месяц взнос не заплачен.
От услышанного я невольно развеселился. Господи, как давно не слышал этих слов. Прямо бальзам на душу. Когда вступал в комсомол, то делал это не по шкурным или карьерным соображениям, а по совести. Тогда я искренне верил и так же искренне хочу поверить теперь.
Пусть некоторые комсомольские вожаки в девяностые резко перекрасились в хозяев, а вернее, в хозяйчиков жизни. Бог им судья.
Я… я просто не такой. Может, испорченный перестройкой и прочими прелестями мира, в котором от моей некогда большой страны осталась только лишь часть. Может, немного чужой там, где я прожил почти пятьдесят лет.
Но вдруг этот мир примет меня?
— Не злись, дружище, — попросил я.
Миша улыбнулся.
