Она еще что-то бормотала, я начала терять нить разговора в потоке ее сознания и уже думала, как побыстрее сбежать… Но тут услышала ее слова:
– Человек у меня в деревне есть надежный, который за неходячими больными присматривает. Чтобы тебе жизнь свою молодую не гробить, чтобы у мужа внимание не забирать для больного отца-старика… Девушка хорошая. Она в селе выросла, городской жизни не знает, и искушения городские ей неведомы. И эта девушка может составить хорошую компанию твоему папе, потому как негоже молодым господам на болезни стариков оглядываться…
…О, если бы я только могла доподлинно знать, о чем помышляет эта женщина, никогда бы не поступила так опрометчиво и беспечно. Гнать ее нужно было из нашего дома, вместе со всем семейством… Сколько раз колокольчики тревожным звоном отзывались в душе, но я не хотела слушать их предупреждения. После недавнего поступка Федора я обязана была обратиться за защитой к графу, пока он еще был при памяти, дабы защитить себя, отца и дочь. Но я не сделала этого, мне, видно, трудно было признаться перед ним, что грандиозные планы его неразумной дочери потерпели фиаско…
– Девушка молодая да сильная, опыт большой имеет, травница она знатная, – продолжала мать. – Кажной травинке применение разумеет. Ты с ответом не задерживай… Слышь, Наташка, я тебе, вроде, сказываю, а ты кудысь в сторону смотришь да об чем-то думаешь, не пойму я… Дело говорю!
– Я услышала, Фекла Федоровна. Если у вас всё, то я пойду…
Я встала и уже собралась уходить, но оскарбленная неучтивым к ней отношением свекровь, не отрывая от меня колючего взгляда, обратилась к сыну, который развалился на диване.
– Федь…
– Ну чего вам, мама?
– Вот смотрю я на нее и никак в толк не возьму… Федь, чего ты нашел-то в ней? Чего держишься за ее, как за веревку колодезную? Что в ней есть такого?! Нет, я без зла, ей Богу тебе говорю, без зла. Не понимаю просто… Фе-е-едь…
– Мама, на ваши глупости у меня совершенно нету времени.
– То-то я и смотрю, шибко занятый ты здесь сидишь! Развали-и-ился… – Фекла хлопнула ладонью по столу. – Подойди к матери! Спросить хочу-у-у…
– Мама! Вы зачем моей жене дурной пример подаете?!
– Ты почему со мной так разговариваешь?! Где твое почтение? – орала в ответ мать.
Я смотрела этот спектакль с большим интересом.
– Тьфу-у-у, – загудела свекровь и, театрально взвизгивая, согнулась пополам, а потом разогнулась, раскидывая руки. – Ой-й-й, важный якись найшовся! Давно ли в обосранных штанах бегал? – верещала она. – Тю-ю-у-у, матери вин своей будеть про важность сказывать, которая соплю-то йому с детства подтирала. Не стыдна-а-а-а?
Я прыснула в кулак и даже готова была поблагодарить эту бабку за секунды радости. Федька весь покраснел и аж задохнулся от негодования:
– Мама, ей Богу! Право, ну что вы за ерунду говорите! Какие штаны обосранные? Какие сопли? Мне лет-то сколько, вспомните! Или вы от старости умом скорбны стали?
Фекла уперла руки в боки, и ее сухонькое тельце двинулось на Федьку.
– Ты подывись, как вин, подлец, разговаривать навчился! А-а-а! Понабралси тут лоску столичного… – подойдя вплотную к Федору и топая ногами, мать начала неистово горлопанить: – Заткнись! Як я скажу, так и будеть! Да весь твой лоск, вот так вот – тьфу-у-у! Слетит с тебя! Перьями куриными осыплется! И ты куренком голым предстанешь! Чтоб остатний раз я слышала, як ты на мать голос подымаешь! И не смей даже рот свой на меня открывать! Кому ты усим обязан?! Мне! Почитай мать свою! Иначе будут тебя по жизни одни несчастья преследовать! Помяни мое слово! Ведь так вместо благословения родительского можно и проклятие получить!
