Мертвая топь - страница 26



– И ничего не исправить, – задумчиво проговорил Хольгер. – Жизнь всё-таки омерзительная паскуда.

Перевел взгляд на Исгерд. В его глазах не было укора: лишь задумчивая тоска мерцала в блестящих зрачках.

– Зачем? – холодно спросил он.

Исгерд мельком глянула во двор, где струился алый пар, поднимающийся от посеченных тел.

– Затем что могла.

– Верю. – Провел рукой по лицу Кали. – Каких смелых сыновей она могла родить. Как думаете? Она смогла бы родить мне сыновей?

Викинги загоготали. Не улыбался только Хольгер. Он поднял Калю, встал, и она повисла в его объятиях. Медленно, задумчиво, несколько сонно раскачивался с ней, танцуя и монотонно напевая какой-то мотив в нос. Гоготавшие викинги вдруг умолкли, стали недоуменно переглядываться. Хольгер взглянул на лицо Кали, погладил ее по голове и вдруг отпустил. Она мешком рухнула на пол.

– Жизнь – омерзительная сука, – сказал он и неспешно направился к выходу.

– Хольгер? – Исгерд не отводила от него взгляда. – Что с пленными?

Остановился в дверном проеме и сказал через плечо:

– Всех под нож.


Хольгер медленно шел по улице, ведущей к городским воротам. Вслушивался в истошные вопли и мольбы, что доносились со стороны княжеского терема. Уходил подальше, чтобы не слышать.

Вдруг остановился. На крыльце одного дома лежало тело растерзанной девочки. Разорванная снизу рубаха, багровые пятна на нежных ногах, разбитое невинное лицо, выбитые зубы. В мокрых глазах застыло жалобное смирение, безысходность. В окоченевших руках она сжимала изодранную куклу: ее пытались вырвать, но девочка вцепилась насмерть.

Хольгер вошел в дом. Разграбленный, вывернутый наизнанку, опустевший. На стенах черными кляксами блестела свежая кровь. Из погреба, праздно пошатываясь, вылез охмелевший варяг. Руки его мелко дрожали, лицо черной гарью покрывал налет минувшей бойни. Он заливал глаза хмельным, чтобы снять животное напряжение.

Штаны его были расстегнуты.

– Конунг?

– Что это? – Хольгер кивком указал на блестящую безделушку на его руке.

– Это? А, это для младшенькой браслет добыл. Подарю ей.

– Очень мило.

– Что-то не так? – Варяг не смел шелохнуться.

– Ты мне скажи.

– Мы сделали всё, как ты приказал, конунг.

– Что я приказал? Ты помнишь?

Варяг недоуменно таращился на Хольгера.

– Что я приказал? – Повторил жестко, требовательно.

– Ну, это… Вычистить дома от жителей.

– Я помню. – Задумчиво кивнул. – Только зачем?

– Что?..

– Зачем – я тебя спрашиваю? Зачем я приказал это сделать?

– Конунг? – Варяг не заметил, как протрезвел. – Конунг, мы сделали что-то не так?

– Ты оглох? Я спросил тебя: зачем я вам приказал это сделать?

– Я… – Варяг замялся, отвел глаза. – Я не знаю.

Именно, подумал Хольгер. Именно.

– Ты молодец, соратник.

– Рад служить. – Варяг машинально выпрямился. Руки его мелко тряслись.

– Да, радуйся.

Вышел из дома. На выходе из города остановился и посмотрел на чернильное полотно неба, с которого обильно посыпал серый, как пепел, снег. Холодный ветер застонал, нагоняя пробирающий до костей мороз.

Исгерд догнала его. Повернулся и взглянул ей в глаза. Смотрел тяжело, в упор, давил взглядом.

– Скажи: тебе не жаль всех этих людей?

Осмотрелась, глядя на посеченные, порубленные тела.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Эти люди верили тебе. Они надеялись на лучший исход с твоей помощью. Они дали тебе кров, еду, серебро. Рядом с тобой они чувствовали себя в безопасности. У них появилась благодаря тебе надежда. И у тебя тоже благодаря им.