– Будь у меня брат и сестра, они бы никогда не позволили со мной так обращаться, – уверенно произнесла Дороти, вырвавшись из водоворота жестоких воспоминаний.
– Просто скажи, чего ты хочешь, – заинтересованно произнесла Бетти. – Я редко кому помогаю, но для тебя, милое создание, сделаю исключение.
– Я хочу себе братика и сестренку, чтобы они всегда и везде меня защищали, – уверенно произнесла девочка.
Старушка медленно наклонилась к Дороти – глаза ее ярко вспыхнули желтыми огоньками, – после чего крепко схватила девочку за плечи и произнесла нечеловеческим голосом:
– Будет исполнено.
Холодный ветер с грохотом пронесся по больничному коридору и с силой врезался в грудь девочки. Дороти чуть не упала со стула, но в последний момент смогла удержать равновесие. Странное ощущение теплыми волнами расползлось по телу, заставив пульсирующую боль в правой руке постепенно сойти на нет.
– Больше тебя никто и никогда не обидит, – прошептала Бетти. – Я обещаю.
Миссис Гибсон быстрым шагом подошла к своей дочери и грубо взяла ее за руку.
– Мама, что случилось? – взволнованно спросила Дороти.
– С кем ты только что разговаривала?
– Ее зовут Бетти, и она… волшебница…
Девочка обернулась, чтобы познакомить маму со старушкой в красивом кардигане, но рядом никого не оказалось. Еще секунду назад они разговаривали, а теперь ее и след простыл. Дороти открыла рот от удивления, не в силах подобрать нужные слова. Видимо, Бетти не соврала, когда назвала себя волшебницей.
– Здесь никого нет, – холодно произнесла она. – Поднимайся, нас ждет доктор.
– Но я ее видела, мы разговаривали…
Но миссис Гибсон пребывала в отвратительном настроении после разговора с мужем и не хотела ничего слушать. Она силком затащила растерянную девочку в кабинет хирурга, усадила ее на кушетку и рассказала врачу о недавней травме Дороти, но без лишних подробностей.
Внимательно выслушав историю до конца, он сделал несколько записей, после чего произнес:
– Чтобы понять всю серьезность травмы, придется сделать рентген, юная леди.
Доктор увел девочку в соседнее помещение, в котором было очень темно, но абсолютно не страшно. Аккуратно разбинтовав руку, хирург сделал несколько снимков, потом отправил Дороти к маме, а сам вернулся за стол, чтобы внести изменения в карточку пациента. Когда снимки наконец прогрузились на стареньком компьютере, он удивленно вскинул брови и громко причмокнул.
– С моей рукой все в порядке? – испуганно спросила Дороти.
– Как бы тебе сказать… – Доктор взял паузу, словно набирался смелости, чтобы продолжить фразу. – Твоя рука цела и невредима.
– Ах ты, грязная лгунья! – завизжала миссис Гибсон.
– Я не врала тебе, мамочка!
Дороти с трудом сдерживала слезы, пока сердце в груди бешено колотилось от горькой обиды и непонимания. Мама опять ей не верила. Мама никогда ей не верила. Чувство несправедливости распирало грудную клетку изнутри, причиняя нестерпимую боль. Не в силах больше сдерживаться, девочка громко заплакала и выбежала из кабинета. Она ловко лавировала между столпившимися в коридоре врачами, но далеко убежать не смогла.
– Нам нужно серьезно поговорить, – прошипела миссис Гибсон, схватив дочь за ухо.
– Отпусти, мне больно!
– Мне тоже больно, поскольку моя дочь грязная врунья!
– Это неправда!
Всю дорогу до машины Нэнси Гибсон держала свою дочь за ухо. Дороти умоляла ее отпустить и даже громко кричала, но мать делала вид, что ничего не слышит. Мимо проходило много людей, на которых девочка смотрела с надеждой во взгляде, но каждый из них отворачивался, предпочитая делать вид, будто ничего страшного не происходит.
