– Невзирая на убыль бесконечности дней, – шепотом раздалось за его спиной.
– Аня, – произнес Стас переворачиваясь. Его сердце застучало чаще.
Анна, как и любая другая женщина, была особенно прекрасна в глазах своего мужа. Он часто ей говорил это, в ответ на что она мигом пряталась под одеяло и всячески протестовала его нежным комплиментам. Их дочь лежала между своих родителей и их внимание всецело было обращено на их крохотное творение.
– Скорее бы она вздохнула, – с хрипотцой в голосе, произнесла Анна, гладя малышку по ее крохотной голове.
– Мы сделаем это, – ответил Стас, целуя свою жену в голову. – Пойду машину прогревать. А ты пока собирайся потихоньку.
Взглянув на электронные часы, что стояли на прикроватной тумбочке, Станислав нахмурился и отправился в гараж. В гараже было прохладно, даже слегка морозно. Зима неумолимо подкрадывалась, вытесняя теплую, хоть и дождливую в этом году, осень своими леденящими чувствительную кожу щупальцами. Укутавшись в пижаму, которую Стас забыл сменить на нечто куда более теплое, он подошел к воротам, которые забыл закрыть до щелчка и ногой помог тем закрыться окончательно.
– Хотя какая разница? – недовольно буркнул художник, подходя к автомобилю.
Усевшись в остывшее водительское сиденье, он повернул ключ зажигания, включил печку на всю и довольный тем, что подогреет салон для жены, откинулся на спинку кресла.
– Дерьмо! – в сердцах выругался тот и, пулей выскочив из авто, устремился к запертым вратам. – Да лучше бы я рисовал столько же эпично, как у меня выходит косячить на каждом шагу! Ха-ха-ха! – Стас боролся с запертыми вратами, замок на которых через рас заедал. А в прошлый раз они открылись на удивление легко. Справившись наконец-таки с надоедливым замком, он пообещал себе, что сегодня же займется этим.
– Чем этим? Я ж забуду опять… – прижав руку в то место, где давала о себе знать пуповина его дочери, он, придав своему доброму выражению лица вполне себе серьезный вид, повторил мысленно восемь раз то, что зарекся сегодня совершить.
Стас был до сих пор влюблен в Анну с такой же точно силой, с какой он любил ее еще будучи школьником. Это ощущение не проходило. Оно лишь стремительно разрасталось в груди молодого художника. Его чувствительное сердце раз в день да замирало от неожиданно нахлынувшего любовного порыва, который, словно осенний ветер, заставший врасплох прогуливающуюся парочку влюбленных, давал им лишний повод слиться в нежных объятиях друг друга, дабы не дать ветру заставить их отпустить руки.
Выкатив автомобиль во двор, Стас отправился в гостиную и, мигом переодевшись, уселся на диван. Закинув ноги на журнальный столик, он с деловым видом принялся листать какой-то Анькин журнал. Он никогда не читал его, да и вообще – чтение было для него занятием абсолютно чуждым и он его попросту не понимал. Он читал картины. Стас, как никто другой, мог прочесть любую картину, будь то картина величайшего Клода Моне, будь то хоть иллюстрации из Анькиного «За тысячу парсеков». Анна, всегда поражалась тому, с какой легкостью ее возлюбленному удается описать ей кадры из жизни Вселенной. Стас был гением. Совершенно не зная терминологии, он, своими словами, рассказывал ей о Солнечном ветре, что преломляется мощнейшими гравитационными полями, чем провоцирует всеразличные смещения в пространстве. Они могли часами напролет обсуждать увлечения друг друга, при том, что никто из них не являлся истинным знатоком: Анна – живописи; Стас – астрономии. Они черпали вдохновение в беседах друг с другом. Их уютные беседы на заднем дворе дома никогда не заканчивались каким бы то ни было выводом. Они разговаривали до тех пор, пока их не морило сном.
