А Гудимир тем временем выглянул в коридор:
– Заходите. Вяжите его. С особым тщанием вяжите: паренек – сильный чародей. Только не осознал еще этого.
«Кто сильный? Я? – поразился студиозус. – А какой же тогда силой обладает Мржек, которому моя защита, что плетение паука?»
Вошли двое порубежников. Настороженные, напряженные.
– Да не бойтесь, не бойтесь, не укусит, – хитро подмигнув, подначил их Гудимир. – Я обездвиживающие чары последних сто лет отрабатываю. Никто еще не вырывался. А вы вяжите его. Да так, чтобы ни пальцем, ни рукой двинуть не мог, да чтоб заклинание не произнес, не приведи Господь.
Жорнищане сноровисто, выдавая немалый опыт, скрутили Ендреку локти за спиной, тонкой бечевой обмотали пальцы, которые, как назло, тут же начали невыносимо чесаться. В рот засунули гладко оструганный липовый чурбачок. К нему полагался ремешок с петельками по концам и еще одной петлей сзади – она пришлась как раз на затылок. Один из порубежников вставил в заднюю петельку палочку и закрутил. Похожее приспособление используют конюхи, смиряя самых злых лошадей, если приходит нужда их полечить. Называют его «закруткой» и набрасывают коням на верхнюю губу.
Гудимир оглядел работу подручных. Подергал узлы. Кивнул одобрительно. И тут же к Ендреку вернулась способность двигаться. Правда, единственное, что он смог сделать, это обессиленно опуститься на табурет.
А чародей, не обращая на него внимания, подступил к застывшему пану Юржику. Попытался заглянуть в открытый рот. Выругался неразборчиво под нос, щелкнул пальцами, зажигая в воздухе маленький яркий огонек. Эдакий волшебный светлячок.
– Ай-яй-яй, юноша... Кто же так зубы удаляет? Сперва обезболить десну следует, – Гудимир пошевелил пальцами у щеки Юржика. – Вот так, годится... После можно и приступать. – Чародей ловко подхватил клещи сильными тонкими пальцами, продолжая пояснять свои действия: – Накладываем щипцы. Осторожно, чтоб десну не поранить. И так уже вся иссечена – ай-яй-яй, юноша, ай-яй-яй. Тянем... тянем... Хорошо сидит, зараза... – В голосе волшебника послышалось напряжение. – Есть! Вот он!
Торжественным жестом победителя Гудимир бросил на стол окровавленный, почерневший с одного бока зуб.
– Теперь рану не худо и прижечь. Можно, конечно, огнем, но, я вижу, ты приготовил горелку? Похвально, чувствуется выучка Руттердахской академии. Медицинский факультет, не так ли?
Ендрек слабо кивнул.
– Я так и подумал. Вот и лечил бы, как профессора учат, а он Контрамацию нарушать вздумал, – сварливо заметил волшебник. – Нехорошо!
Он тряхнул пана Бутлю за плечо и приказал, протягивая чарку:
– Пей! Сразу не глотай, полощи рот. А теперь можешь и проглотить – чего зря добро переводить?
Пан Юржик повиновался, явно не соображая, что делает, а просто выполняя распоряжения. Как слабоумный ребенок.
– А теперь – пошли, панове.
Гудимир решительно шагнул через порог.
Старший порубежник – седоусый крепыш с родинкой на правой щеке – крепко взял Ендрека за шиворот тарататки:
– Двигай ногами, парень. Другой раз будешь головой думать.
Второй стражник – остроносый, скуластый – повел под руку пана Бутлю.
Вот такой процессией они и спустились в залу, поспев как раз к сроку, чтобы не дать Меченому броситься в безумную атаку на лучников и совершить тем самым непоправимую ошибку.
– Сдавайся, Шпара! – обрадованно воскликнул пан Лехослав. – Или тебе жизнь товарищей не дорога?
