Место, где погиб зубр - страница 7

В прокате, как всегда в это время, уже толпились люди. Кто-то жаловался на маленькие ботинки, кто-то на поцарапанную доску, каждый на свое. Я уже по опыту знал, что все эти жалобы не стоили и выеденного яйца, потому что отец Тимура был лучшим в своем деле. Он всегда с первого взгляда определял, что тебе нужно дать. Ты мог поспорить и получить, конечно, все, что бы ни попросил, но, как правило, оборудование, подобранное Хаджи-Муратом, подходило тебе больше всего. Кто-то из наших в сторонке занимался досками и лыжами, подбирал, советовал, выставлял на лыжах нужный вес. Работа кипела. Здесь вся жизнь кипела.

С моим приходом половина инструкторов бросило клиентов, чтобы поприветствовать меня и, как обычно, посмеяться надо мной, который проспал весь кайф и все их свободное время. Из-за такого радушного приема все присутствующие с интересом поглядывали на нас. Хаджи-Мурат без лишних вопросов скрылся за стойкой, погружаясь в недра своего проката, а потом вернулся, держа в руках черный старенький «либтех» и изодранные снаружи, но по-прежнему держащие изнутри, жесткие «бёртоны». Точнее, когда-то эти “бёртоны” были жесткими, но сейчас уже явно раскатались до “средненьких”.

Видок у всего этого был тот еще, но в деле они вместе творили чудеса, позволяя райдеру парить над склоном. У меня не было денег на новое оборудование, но Хаджи-Мурат, сам решил придержать этих, уже тогда не новых, красавцев для меня, когда увидел, как мы с ними вместе разрываем склон. Он сказал, что они сами выбрали меня и он не вправе после этого им противоречить. Несмотря на явно уже потрепанное состояние, они были еще способны на многое и были лучше многих новых ботинок и досок. При этом Хаджи-Мурат сам научил меня когда-то следить за ними, используя оборудование и материалы, имеющееся у него в прокате, чтоб ухаживать за инвентарем.

– Они все так же прекрасны, – сказал я Хаджи-Мурату.

– Это снаряжение ждало лучшего сноубордиста на этой горе. Если б на нем ездил каждый, кто думает, что хорошо катается, оно бы само попросило меня сжечь его, говорю тебе.

Как только я засунул ноги в ботинки и зашнуровал их, на меня сразу же нахлынуло чувство эйфории. Я дома. Я на своем месте. И я в своих любимых ботинках, в которых я с трудом мог даже распрямить колени.

Я сердечно поблагодарил хозяина и, обещав зайти к нему вечером после того, как разнесу в пух и прах его сына и его лучших ребят, которые должны были присоединиться к нам позже, потому что уже успели найти клиентов на утро, пока я спал, вышел из проката и направился в сторону подъемников, до коих было около десяти минут пешком. Тимур, прихватив лыжи и закинув их на плечо, громко цокал рядом лыжными ботинками.

Очереди в кассы уже не было, так что я без труда купил себе абонемент на несколько дней, втайне скрипнув зубами от уровня цен, положил выданную мне магнитную карточку в карман на рукаве и прошел к подъемнику, где меня уже ждал Тимур. Как и у всех инструкторов, у него ски-пасс был пополнен всегда заранее.

Ски-пассы, то есть абонементы на подъемники, позволяли подниматься на любой из уровней горы Мусса-Ачитара, вершина которой находилась на высоте трех километров и двухсот метров над уровнем моря. Подъем туда на новой канатной дороге проводился в три этапа. Первый включал канатную дорогу с навешанными на нее кабинками, или вагончиками, поднимающуюся до так называемого третьего уровня, что находился на высоте около двух километров. Дальше от третьего до пятого уровня, что был на высоте около трех километров, тянулась открытая шестикресельная канатная дорога. Каждый этап занимал минут по пятнадцать. Был еще третий этап и шестой уровень – туда вела открытая четырехкресельная дорога, но мы редко поднимались туда, поскольку вверх она шла минут пятнадцать, а с шестого до пятого уровня спускались мы меньше, чем за одну минуту. Однако, конечно, на шестом уровне было очень красиво – с одной стороны открывался вид на предгорье, а с другой можно было увидеть величественный Эльбрус – тезку нашего друга.