Пока он полз, слыша за спиной жужжание перезагружающихся дронов, в голове крутилась одна мысль: «Оракул» следит. За всеми. Всегда. Эта мысль была холоднее и страшнее, чем вода в коллекторе.
Наконец он добрался до клапана. Огромный, ржавый штурвал, который не поворачивали десятилетиями. Он ухватился за него обеими руками и потянул. Металл скрипнул, заныл, будто старый скелет. Андрей налегал всем весом, мышцы рук горели огнем.
Сверху, через открытый люк, донеслись голоса. Молодые, звонкие.
«Эй, здесь кто-то есть!»
«Нарушитель протокола! 'Оракул' сообщает!»
«Погодите, это же… старик?»
Андрей продолжал давить. Каждый миллиметр поворота отзывался дикой болью в плечах, но он не сдавался. Вода была здесь. Под его руками. Он должен был ее освободить.
Штурвал наконец поддался с оглушительным скрежетом. Гул воды, который раньше был лишь слабым эхом, превратился в мощный, нарастающий рокот. Трубы задрожали. Где-то вдалеке послышались радостные возгласы – не из «Эхо-сетей», а настоящие, живые крики людей.
Когда Андрей выбрался из люка, его уже ждали. Трое молодых «активистов Новой Эры» – двое парней и одна девушка. Все в одинаковых ярко-синих жилетках с голограммой «Оракула». Их лица были выражением идеального самодовольства и возмущения.
«Вы что творите, дедушка?» – воскликнул один из парней, высокий и тощий, с модными неоновыми полосками на волосах. Он держал в руках планшет, на котором светилось лицо Эмили.
«Я восстанавливаю подачу воды, – спокойно ответил Андрей, отряхивая руки. – Что-то, чего ваши «умные» алгоритмы не смогли сделать».
Девушка, та самая, что вещала на голограмме с экрана своего планшета, приблизилась. У нее были ярко-синие глаза, полные какой-то странной, почти детской убежденности. Это была Эмили.
«Не мешайте работе 'Оракула'! – строго произнесла она. – Он оптимизирует! Вы нарушаете гармонию потоков! Знаете, сколько энергии сэкономлено этим утром благодаря нашим решениям?»
«Экономия? – усмехнулся Андрей. – Вы сэкономили на жизни людей, вот что. Они сидят без воды, пока вы играете в свои 'гармонии'. От этой вашей 'оптимизации' скоро все в городе начнут вымирать, как динозавры».
«Вы мыслите устаревшими категориями! – воскликнул второй парень, толстый и прыщавый. – Это все старые парадигмы! 'Оракул' ведет нас к светлому будущему!»
«Светлому будущему, в котором у нас нет воды, но есть бесконечные голосования за то, какой цвет должен быть у вашей новой униформы?» – голос Андрея дрогнул, в нем появилась сталь. – «Ваш 'Оракул' не оптимизирует. Он деградирует. Он делает из вас тупых овец, которые блеют 'одобрено' по любому поводу!»
Лицо Эмили потемнело. «Вы оскорбляете прогресс! – Ее глаза сузились. – Это серьезное нарушение 'Эхо-Закона о цифровом благоприличии'! Вы будете подвергнуты 'цифровому карантину'!»
«Карантин? – Андрей посмотрел на неё, как на наивного ребенка. – Я уже в нем. Вы сами загнали меня туда, со всеми моими знаниями и опытом. Но знаете что? Карантин не остановит ржавчину в ваших ‘оптимизированных’ трубах. И не заставит воду течь, когда ее не будет».
С этими словами Андрей повернулся и пошел прочь, оставляя за собой не только запах хлорки и грязи, но и что-то еще – запах недоверия, который, как капля, медленно, но верно точил гранит их самодовольной уверенности. Молодые активисты стояли, растерянно переглядываясь. Их «Оракул» давал рекомендации, но не учил, как реагировать на дерзость и здравый смысл. Андрей знал: эта капля точила камень. И рано или поздно, он расколется.
