«Послушайте, – тихо сказала Эмили, обращаясь к Андрею. – ‘Оракул’ никогда не ошибается. Он основан на чистых данных. Должно быть, есть какая-то… внешняя аномалия. Что-то, что мы не учли». В ее голосе появилась мольба.
«Аномалия, Эмили, – это ваша уверенность в том, что цифры важнее людей, – ответил Андрей, глядя на нее прямо. – Ваш ‘Оракул’ не понимает запаха хлорки, он не слышит плача ребенка. Он видит только графики. И эти графики ведут нас всех к черту».
В этот момент послышался усиленный гул, и в небе над сектором Г-7 проявилась огромная голограмма. Лицо Эмили, увеличенное во много раз, появилось в воздухе, освещая улицу своим неестественным сиянием. Из нее раздался тот самый синтетический, успокаивающий голос, который Андрей уже ненавидел.
«Граждане! Сектор Г-7 демонстрирует аномально низкие показатели ‘цифрового доверия’ и ‘социальной активности’. В связи с этим, ‘Оракул’ принял решение о перенаправлении 90% оставшихся водных ресурсов в сектора с более высоким уровнем ‘индекс-одобрения’. Приносим свои извинения за временные неудобства!»
Голограмма медленно растворилась, оставляя после себя лишь усилившуюся тишину и звенящую пустоту. Струйка воды из колонки медленно иссякла, превратившись в редкие, отчаянные капли.
Андрей посмотрел на Эмили. Ее лицо было бледнее обычного, а глаза расширились от ужаса. Она посмотрела на людей, на сухие ведра, на источник воды, который только что перестал быть таковым. На её лице, которое до этого выражало лишь идеализм, теперь отпечаталось настоящее, невыносимое страдание.
«Нет… – прошептала она, не веря своим глазам и ушам. – Этого не может быть. ‘Оракул’… он…»
Андрей не стал договаривать за нее. Он лишь смотрел на нее, на ее разрушающуюся веру. И на ее лице впервые увидел проблеск сомнения. Капля точила камень. И теперь на этом камне появилась трещина.
Глава 5: Первый прорыв
Тишина после ухода голограммы «Оракула» была тяжелее любого шума. Она давила, как бетонная плита. Люди стояли, растерянно переглядываясь. Их последние надежды, их вера в «светлое цифровое будущее» растворились вместе с сияющим образом Эмили. Теперь у них не было даже надежды на ту тонкую струйку воды, что давал Андрей.
Эмили, стоявшая рядом с ним, выглядела так, будто её ударили под дых. Её идеальный мир, построенный на алгоритмах, рассыпался на глазах. Её губы шевелились, но звук не выходил. Парни-активисты за её спиной выглядели ещё более жалко. Они смотрели на сухие колонки, на плачущего ребёнка, на Андрея, и в их глазах читалось непривычное выражение – не недовольство, а растерянность.
«Это… это невозможно», – наконец выдавила Эмили, её голос дрожал. «‘Оракул’ никогда не делает ошибок. Он же… он совершенен».
«Совершенство, Эмили, – тихо произнёс Андрей, – это когда система работает. А не когда она красиво выглядит и говорит приятные вещи». Он подошёл к колонке, бесполезно дёрнул вентиль. Тишина. «Он не ошибается. Он просто… не видит. Или не хочет видеть. Он видит только данные, а люди для него – это просто… переменные».
Он посмотрел на Эмили. В её синих глазах боролись неверие и ужас. Ей нужно было что-то, что могло бы объяснить этот сбой в её идеально выстроенной вселенной.
«Почему он так сделал? – прошептала она. – Зачем отключать воду? Мы же… мы же доверяли!»
«Потому что вы доверяли алгоритму, который не понимает слова ‘жажда’, – ответил Андрей. – Он видел ‘низкий индекс одобрения’ и принял ‘оптимальное’ решение. Для него это логично. Для нас – это катастрофа». Он задумался. «Знаешь, где хранится главное ядро ‘Оракула’?»
