Метаморфозы смерти - страница 12

Между тем неслучайно среди эллинов закрепилось мнение, что не только сердить небожителей было опасно, но и встречаться с ними лицом к лицу рискованно, ибо в порыве гнева они без разбора карали как виновных, так и невиновных.

– И последний наш участник, – продолжил верховный жрец, завертев головой в поисках кандидата и найдя лишь его тень у каменной колонны в отдалении. – Царственно пурпурный корончатый анемон в обличье Адониса – бога юности.

Услышав своё имя, герой на мгновенье выступил из-за столба, но обнаружив устремлённые на себя взоры поспешно скрылся. Правда, новообращённые всё же успели разглядеть стеснительного молодого неофита. Подобно фантастически красивому и нежному анемону с хрупкими лепестками, волнительно трепещущего от мимолётного ветрового порыва и легко теряющего цветочную голову от более мощного дуновения стихии, нелюдимый Адонис показался остальным кандидатам скрытной и меланхоличной натурой. А ведь анемон символизировал потерянную любовь. И как восхитительно яркое создание с тонкими зубчатыми краями на рассечённых листьях всегда очаровательно смотрелось в лучах восходящего солнца, прикрывая соцветия багряного оттенка запёкшейся крови на огненном закате, так и скромный юноша с чувственным ртом, роскошной шевелюрой, печальной улыбкой и тревожным взглядом имел одновременно романтичный и грустный вид.

– Ну, раз я успел представить всех новообращённых, причин тянуть с отъездом нет больше. Мы немедленно покидаем Нимфеи и сам Элевсин, – заторопился верховный жрец, – и отправляемся по священной дороге в Афины.

– Вот так просто? – забеспокоилась Афродита. – Но мы не покидали богоугодные Нимфеи сотни лет!

Метаморфозы явили на месте вечнозелёных растений священных Нимфей не совсем обычных человеческих созданий, а возродившихся небожителей, которым теперь надлежало пройти посвящение в Великих Элевсинских мистериях, чтобы закрепить за собой бессмертное воплощение или же кануть в безызвестность навсегда. Только у просуществовавших сотни лет в растительном обличье неофитов не успели должным образом перестроиться защитные рефлексы, отчего они пока не до конца осознавали, через какие испытания им предстоит пройти.

– С нами отправляются также все мистагоги. Вы можете обращаться к ним по любым вопросам, используя их вторые цветочные имена: Фиалка, Ирис и Гиацинт, – сообщил иерофант, поочерёдно указывая на наставников. – Они будут сопровождать вас во время всей церемонии Элевсинских мистерий.

Вспомнив о своей принадлежности к фиалке, наставница напряглась. Но затем её окружили расшумевшиеся кандидаты – боги и низшие по рангу даймоны, желающие узнать всё и сразу, и тревоги за собственное благополучие отошли на второй план. Причём значительная часть неофитов устремились именно к ней, а не к стоящим поблизости юноше Гиацинту и девушке Ирис, точно её аура обладала своеобразной магической притягательностью. Впрочем, вопросов по грядущим ритуалам так и не последовало, и героев скорее волновали насущные проблемы.

– До заката мы достигнем афинского Элевсиниона, – постаралась удовлетворить любопытство каждого кандидата Фиалка. – Вы приняли человеческое обличье и теперь сами должны о себе позаботиться. Все божественные представители, так или иначе, самоопределяться и освоят новую роль. Всему своё время!

Следом все неофиты потянулись за жрецами и мистагогами на выход из священных Нимфей, но Фиалка недосчиталась Ойзис, а потому решила вернуться. Не найдя новообращённой ни среди клумб с растениями, коронованных соцветиями из солнечного золота, лунного серебра или позаимствовавших тон лепестков у радуги, ни в переплетённых тенях колон и деревьев, Фиалка дошла до искусственного грота. Там на алтаре среди растительных жертв она обнаружила ветви ивы, и её глаза округлились от ужасной догадки.