Вдруг я ощущаю прилив нечеловеческой силы, мое больное тело, сломленный дух и растерзанная душа как магнитом соединяются друг с другом и меня выносит из-под земли.
Теперь я ползу между двумя высокими горными вершинами по веревочному мостику. Навстречу мне ползет мужик с лоснящейся, как блин на масленицу, физиономией. Под нами все та же пропасть без конца и без края. Поравнявшись со мной, Блин делает усилие и сталкивает меня в пропасть. Но я почему-то туда не падаю. Я обнаруживаю себя висящей на толстом канате, спущенном откуда-то сверху. Блин прыгает на этот же канат, но ему удается повиснуть не на нем, а на моих ногах. Держа на весу сразу два тела – свое и мужика, я чувствую, как слабеют руки. Мне и так трудно держаться за канат, потому что он слишком толстый в диаметре, необхватный, а тут еще Блин вот-вот вырвет с корнем ноги.
Я жду, что канат поднимет меня вверх, что хотя бы начнет раскачиваться, чтобы я могла дотянуться до веревочного мостика и снова залезть на него. Но канат просто висит. И тогда я делаю невероятные усилия, начав всем своим измученным телом раскачивать канат. И в какой-то миг с моих ног в пропасть падает Блин, и я могу перебраться на веревочный мостик. И я ползу по нему, и не вижу ему конца…
Наконец я оказываюсь на земле и понимаю, что это – все тот же отвесный склон горы. Напротив меня… распятый на кресте Иисус, истекающий кровью. Рядом – глумящиеся мужчины, которые бросают его в воду и тут же достают обратно с криками: «Радуйся!» Они требуют, злорадствуют, хохочут. Я смотрю на него и думаю, как же Он может радоваться? Но Иисус через муки великие улыбается. О, лучше бы Он не улыбался! У меня зашлось сердце! И в этот момент я понимаю, что и сама пребываю в той же позе, что и меня швыряют в воду и так же достают оттуда, и кричат глумливо: «Радуйся!» И льют мне на голову ведро ледяной воды… И я в ужасе открываю глаза, и пытаюсь усмирить агонизирующее сердце, и не могу, и понимаю, что, да, распята, но на небо меня не взяли, и мне надо жить, жить здесь, среди черноты и надругательства…
– Прости меня. Я не думал, что все так серьезно! – донесся до меня голос Романа.
Оказывается, этот свой сон я проговорила сейчас вслух. Я видела его за пару недель до того, как со мной в Ставгородской области начали происходить черные чудеса. Сегодня мне кажется невероятной та точность демонстрации моего будущего, та предопределенность, тот откровенный показ виновников моего бедственного положения.… А тогда я могла понять лишь то, что меня предупреждают о черной полосе в моей жизни, которую по непонятной мне причине я должна пройти буквально над пропастью, собравшись с духом и ни на кого не рассчитывая. Кроме ангелов своих и Бога.
Я тоже не думала, что все будет именно так серьезно. Но спасибо тебе за то хотя бы, что спустил канат. Хоть было, за что ухватиться…
Я отвернулась к окну. Мне больно было смотреть в глаза Роману. Я не хотела этого разговора. Я старательно пыталась все забыть. Именно поэтому я приехала в Москву, оставив в прошлом руины свой прежней жизни. Успешной и относительно счастливой.
Роману стало неловко. Все-таки он совестливый человек. И понимает, что бросил меня на произвол судьбы, на съедение шакалам. Но, конечно, у него на то есть смягчающие обстоятельства. Ему самому доставалось, что называется, и в хвост, и в гриву.
Но упрекать Романа сейчас, когда он и сам едва оклемался после политических боев, было бы жестоко. Да и, в конце концов, кто я для него, чтобы ради меня не щадить живота своего? Никто. Попутчица. На определенном отрезке пути встреченная, чтобы пройти, прожить определенный период времени.
