Сегодня скорее всего мать Настоятельница соберет нас на уборку территории. Я помню, как нравилось мне прыгать в собранную кучу листьев или прятаться в них, дожидаясь пока кто-то пройдет мимо, чтобы выскочить и напугать. Потом за это мне, конечно, прилетало, но удовольствие от шалости перекрывало последующие наказания.
Делаю еще один шаг вперед, прошло несколько дней, колено почти не болело, удавалось ходить и не морщиться с каждым шагом.
Колючий холодок пробежал по линии позвоночника, перед глазами все внезапно поплыло, изображение размывалось, и я едва удержала равновесие. Падая, я почувствовала прикосновение тяжелой руки на моем локте, помогающее не свалиться. Сжала губы в тонкую линию и не оборачиваясь, выровнялась. А когда обернулась, рядом со мной никого не оказалось.
Не могло же мне померещиться? В существование духов и прочей нечисти я совсем не верю, да и земля здесь святая, откуда взяться необъяснимому?
В рассветных сумерках мелькали тени от которых становилось неуютно, я чувствовала на себе чужое внимание, как будто за мной следили сотни пар глаз, хотя вокруг не было никого. Я начала жалеть о том, что вообще вышла на улицу.
Опустилась на колени, сложила ладони лодочкой, прислонилась к ним лбом и тихо-тихо, едва слышно произнесла молитву.
– Всеотец, спаси меня от плотского греха. Войди в моё сердце, о Единый! – слова уносил усилившийся ветер, и мне показалось, что кто-то закричал, надрывно, захлебываясь.
Осмотревшись, не заметила никого и ничего, только ветер все усиливался и мелкие капли уже падали на мою кожу, обжигая ее холодом. Я поежилась и встала с колен, больше не чувствуя своей спиной прожигающих несуществующих взглядов.
Этим вечером, когда сестры готовились ко сну после молитвы, я оказалась одна в поисках утешения от внутреннего смятения.
Слишком поздно я заметила его – отца Доминика, сидящего в тени, его лицо освещал лишь слабый свет свечей. На мгновение наши взгляды встретились, и я почувствовала, как тяжесть моего запретного влечения опасно повисла в воздухе.
По мере того, как сгущалась ночь и свечи мерцали в тишине, мне становилось всё более неловко, но я всё равно не решалась начать разговор. Не говоря ни слова, отец Доминик поднялся со скамьи и подошел ко мне, сокращая расстояние между нами широкими шагами.
Воздух ещё больше сгустился от напряжения, когда он остановился рядом со мной, и его теплое дыхание коснулось моего уха.
– Агата, – прошептал он низким и хрипловатым голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки.
С колотящимся в груди сердцем я вглядывалась в блеск его священного знака на длинной цепи. Пыталась смотреть куда угодно только не в его глаза. Было ли это своего рода искушением от самого дьявола?
Пока я колебалась, отец Доминик нежно положил руку на моё плечо, как бы случацйно проведя пальцами по изгибу шеи.
От этого прикосновения по моим венам пробежал электрический разряд, от которого перехватило дыхание, и я на мгновение захотела большего. Медленно, мучительно медленно он повернул меня к себе, его глаза горели таким огнем, что я задрожала.
Поцелует? Неужели?
Какая-то часть меня задавалась вопросом, почему я вот так просто поддаюсь греху.
Когда глаза отца Доминика опять встретились с моими, я почувствовала, что меня затягивает в глубины их мрачной тайны.
Готова поспорить, что видела, как в нем горит страсть, огонь, который, казалось, поглощал каждый дюйм его существа.
