Между небом и грехом - страница 24

Мои щеки горели пока я слушала шуршание мокрой одежды. Нижняя рубашка была свернута им в комок и брошена куда-то в кусты.

Тряхнув влажными волосами, он кашлянул и проговорил:

– Нам пора возвращаться, пока отсутствие не стало слишком заметным, идем? – он протянул мне руку, я кивнула и ухватилась за его широкую ладонь.

Я взвизгнула, когда по моей ноге пробежала здоровенная крыса, едва я ступила в темноту коридора.

– Все хорошо? – обеспокоенно поинтересовался святой отец.

– Я их немного боюсь, – сконфуженно прошептала я.

– Все чего-то боятся, это нормально и естественно для человека.

– А вы чего-нибудь боитесь?

– Я? – он рассмеялся. – Я исключение, я не боюсь.

– Вам повезло, я бы тоже хотела не бояться.

– Осторожнее с желаниями, им свойственно сбываться не так, как хотелось бы. Слышишь? – он поднял ладонь вверх, призывая остановиться и прислушаться.

– Первый вечерний колокол, еще три и отбой.

– Прогулка затянулась. Рискуешь опоздать на проповедь. И исповедь.

– Мне прийти со всеми?

– Не к чему, пойдем, – он коротко улыбнулся и первым вышел из крохотной двери, а я следом за ним.

Пара поворотов и мы снова в молельном зале.

– Подождешь меня здесь? Я переоденусь, – он с улыбкой оттянул мокрый ворот.

Я кивнула и осталась стоять посреди зала, напрягая разум, чтобы вспомнить каждую увиденную сегодня деталь. В отражении чаши для причастия сияли мои глаза совсем не праведным блеском.

Спустя несколько минут, отец Доминик вернулся. Помещение наполняли послушницы. Все встали на колени, а отец Доминик раскрыл массивную книгу поместив её на старый высеченный из камня алтарь.

Тишина окутала меня, словно саван, потому что все молчали. Пока луна заливала витражи серебряным светом, отец Доминик сжимал в руках потертые деревянные четки, его взгляд был затуманен, волосы ещё немного влажные от речной воды убеждали меня, что я не придумала себе нашу прогулку.

Мгновение и он нашёл меня в толпе послушниц, которые не рискнули рассаживаться от меня, видимо, боясь навлечь на себя его гнев.

Я выдержала пристальный взгляд священника и такое тягостное и молчаливое внимание своих сестер-послушниц.

Не было ничего необычного в том, что внимание отца Доминика выходило за рамки приличий, но в это мгновение это внимание казалось почти осязаемым.

Отец Доминик обвел взглядом тускло освещенный молельный зал, и его теплая улыбка озарила все помещение, когда он начал вечернюю мессу. Послушницы, сидевшие перед ним, беззвучно шептали молитвы, их лица светились благоговением.

Но взгляд отца Доминика был прикован ко мне. Наши взгляды снова встретились, и я почувствовала, как щеки вспыхнули от стыда.

Я вспомнила, какое смущение испытала, наблюдая, как он выходит из воды, а вместо священного облачения на нем не было ничего, кроме стройного тела. Воспоминание до сих пор заставляло меня краснеть.

Отец Доминик стоял перед алтарем, и его голос эхом разносился по тускло освещенной часовне, я не могла оторвать от него взгляда, а его голос заставлял меня отправиться в далекие дали, почти парить.

Когда он говорил о грехе и искуплении, его голос эхом отражался от каменных стен, и я почувствовала, как во мне просыпается угрызения совести. Я вспомнила, как он смотрел мне в глаза даже тогда, как в них было неприкрытое желание и уязвимость, показавшиеся на мгновение, прежде чем он оделся.

Воспоминание все еще заставляло меня ерзать, сердце колотилось в груди, как барабанная дробь. Почему, о, почему я вспомнила об этом сейчас, в разгар священного ритуала? Мне захотелось погрузиться в тень, исчезнуть совсем, поскольку слова отца Доминика описывали те самые действия, которые, как я помнила, постоянно звучали в моей голове с его появлением…