Я ребят выучила: и в школе, и в училище – Лёнчика, и Катьку – в техникуме. И Райку – в институте. Потому и замуж не вышла, что некогда было. Потому и завещание – племяннику. Да-а… А тебя парень-то пригласил. Куда? К себе?
Катька не сразу поняла, что бабка обращается к ней. И той пришлось повторить.
– А-а! – поняла Катька. Качнула головой: – К себе. Он тоже здесь. В двенадцатой палате.
– Не ходи! – как отрезала бабка.
– Почему? – Катька выпучила глаза.
– Не мы их, они нас выбирают, – бабка говорила тяжело, задыхаясь, паузы делала почти через каждое слово. – Пусть они и ходят. Ежели им надо. А ты выбирай. Да не всякого. А сердечного! – тут Васильевна, кряхтя и плача, плача по-настоящему, повернулась лицом к Катьке. – Мать у тебя… Ой, береги мать! Не знаешь ты, как оно, без матери! Скажи мне, что мать любить будешь! Скажи!
– Так люблю. – Катька растерялась, не понимая, что происходит.
А бабка понимала. Она знала, что сейчас произойдёт.
– Вот и всё, – сказала горестно, постепенно умолкая, только слёзы продолжили вытекать из тускнеющих глаз. – Вот и смерть. А мать – береги. Одна она.
Потом наступила тишина.
Где-то в коридоре кто-то ходил, кто-то разговаривал. На улице, за окном, дважды прогудел сигнал автомобиля. Что-то прогрохотало – опять же на улице.
Некоторое время Катька продолжала сидеть, не понимая, что сидит рядом с уже неживым человеком. А когда поняла, осторожно-осторожно, стараясь не скрипнуть сеткой кровати, половицей старого пола – будто боялась потревожить спящую, – поставила нетронутый суп на тумбочку, встала и медленно-медленно вышла из палаты.
Навстречу попалась старшая сестра:
– Что, плохо? На тебе лица нет.
– Евдокия Васильевна… умерла, – ответила Катька и, не сдерживая рыданий, зарылась лицом в халат Киры Константиновны.
Тихого часа у Катьки не получилось.
Когда Евдокию Васильевну увезли из палаты – на каталке, закрыв всю, с головой, серой простынёй, Вадим Александрович озаботился:
– Надо родным её сообщить, но она номер телефона не оставила.
Кира Константиновна предложила:
– Давайте её вещи посмотрим. Может, телефон есть.
В тумбочке стоял нераскрытый пакет Евдокии Васильевны.
Катька с непонятной грустью, сжимающей сердце, образующей комок у горла, смотрела, как медики перебирают чужие вещи.
В пакете бабки оказалось чистое бельё, зубная щётка с пастой, полотенце, мыло в старой советской мыльнице, молитвенник – маленькая книжица, пара конфет, огурец и банан. Телефон тоже оказался. Смартфон – чуть попроще, чем у Катьки. Но у Катьки техника работала, а эта – нет.
– Аккумулятор сел, – с сожалением констатировал врач.
– А у меня зарядка есть, – откликнулась старшая сестра. И пояснила: – Телефон такой же. А зарядку с собой беру, потому что разряжается быстро. Старый.
– Ага, – качнул головой Вадим Александрович. Потом попросил: – Сходите, зарядите. И позвоните, пожалуйста, родным. Сообщите. Ну, если что, позовите меня – я поговорю.
Вещи старушки Кира Константиновна оставила в палате. И телефон тоже. Сходила к себе, вернулась обратно в палату – с зарядным устройством.
Смартфон, к счастью, не был запаролен. Ожил практически сразу. Но, сколько ни листала старшая сестра контакты, фамилия Евдокии Васильевны – Полыгалова – ей не встретилась. А контактов было много – не меньше ста.
– Разговорчивая была… дама, – поджала губы Кира Константиновна. – И что теперь делать?
