– Оскорбила! – Лосось одним прыжком соскочил с кровати, с печальным скрипом закачавшей Катьку. – Злая ты. Уйду я от тебя.
– Ещё бы! – откликнулась Катька. – Всё сожрал и пошёл. Мужская логика.
– Тебя я не ел! – указательный палец правой руки Лосося дал направление Катькиному взгляду – в потолок.
Катька вздрогнула, снова вспомнив ужастик, и напомнила:
– Иди-иди, тебя там сосед дожидается, у которого ты телефон спёр. Он пообещал, что тебе плохо будет.
– Не будет! – Лосев скорчил гримасу. – Его после обеда выписали. Вместо него нам дедка подсунули. С самого севера. Он нам песни поёт. А у самого башка пробита – говорит, с кедра упал.
– А этот… – Катька задумалась. – У которого ты телефон брал. Он с чем лежал?
– Да рука у него в гипсе. Правая. Его положить хотели, а он только посмеялся. Дождался, когда рентген сделают, кости сложат да загипсуют. Поспал немного, и всё, бывай. Даже два дня толком не вышло.
– А какие кости?
– Ну пальцы там, лучезапястный.
– Это же больно! – Катька даже поёжилась, вдруг представив, что это у неё раздроблены пальцы.
– Ну… кому как! Вот боксёры, – пояснил свою мысль Лосев, – они же к этому делу привычные!
– А он боксёр? – у Катьки пробуждался странный интерес к незнакомцу, хотелось узнать о нём больше, хотя зачем – непонятно.
– Выглядит прилично, – Лосев вернулся на кровать, и та снова заскрипела, закачала сразу двоих. – Видно, что из спортсменов. Только уже на пенсии.
– Старик?! – удивилась Катька.
– Да не-е… – протянул Лосось. Рассказывал дальше, видя, что одноклассница не замечает его тихих поползновений в сторону обнажённого бедра. – Спортсмены же рано на пенсию выходят. Этому лет сорок, наверное. Может, чуть больше. Я не особо в возрасте разбираюсь. Знаю только, что богатый.
– Почему? – Катька почувствовала, как рука Лосева коснулась её ноги, но не дёрнулась, решив отыграться чуть позже.
– Часы золотые. У меня у отца тоже золотые, но эти – круче, видно. И мобила навороченная. Корпус у неё крутой. Если бы точно знал, сказал бы, что платиновый. И с ноутбуком был. Ему неудобно было работать одной левой, но что-то там писал, стучал по клаве. Я глянул: что-то насчёт поставок. Суммы охренительные – миллионы! Представляешь?
– Представляю, – Катька, прикрыв рот ладошкой, зевнула.
– Откуда? – вопрос Лосося звучал неискренне, парень только что сумел положить свою ладонь на Катькину ногу, и теперь его потряхивало.
– Книги разные читала, – Катька мотнула головой, прогоняя дремоту, борющуюся с её нервным смехом, рвущимся наружу. – «Приваловские миллионы», Мамин-Сибиряк написал. «Золотой телёнок» прочитала. Это уже Ильфа и Петрова работа. Мне мама посоветовала в прошлом году, когда я «Двенадцать стульев» прочитала. А ты что читаешь?
– У-гу… – потерянным совёнком отозвался Лосев и попытался погладить девичью ногу.
– Стоп! – рявкнула Катька и резко шлёпнула одноклассника по ладони. – У тебя тысяча есть?
– З-зачем? – от неожиданности Лосось начал заикаться.
– Положить руку на мою ногу стоит одну. Тысячу. Рублей, – Катька улыбнулась, думая, что в этот момент поднимает себя на какую-то неведомую доселе высоту.
– А… – открыл рот Лосев.
– А погладить… – Катька сделала паузу. – Один раз. Пять тысяч.
– А руку? – Лосось приходил в себя. – Погладить?
– От пяти сотен и выше, – Катькина улыбка стала шире. – Если выше – больше, – и решила добить одноклассника: – А поцеловать. В щёчку. Один раз. Пятьдесят штук.
