Мгновения Летнего Сада. Переиздание - страница 4

– Считаю неподобающим пренебрегать Вашим гостеприимством более чем следовало бы. Да и опоздал я уже из увольнения. Не то, чтобы я боялся нагоняя, но не стоит усугублять.

– Ну что ж, если вы действительно так считаете, вынуждена Вас отпустить. Я распоряжусь – Вас к училищу отвезёт мой экипаж.

– Не стоит…

– Не спорьте, этот дом Вам благодарен гораздо больше, чем Вы себе представляете. Позвольте, я Вас провожу. – Надин взялаcь пальчиками за локоть юнкера, от чего того пронзило лёгким разрядом электричества, и повела из дома.

Они вышли в освещённый газовыми фонарями двор. На город уже опустились сумерки. У большой клумбы по направлению к воротам их ожидал экипаж. Дойдя до кареты, графиня придержала юнкера рукой.

– Постойте, Шилякин. Спасибо Вам ещё раз. И не краснейте опять, я Вас прошу. Мне кажется, я придумала благодарность, которую бы Вы приняли.

Она подошла ближе и прижалась своими губами к его щеке. Её горячие уста словно обожгли всё лицо юнкера. Оно вспыхнуло красным ещё пуще прежнего. Ему даже показалось, что из-под ног уходит земля, будто пятки отрываются от мощёной камнем аллеи графского двора, слегка закружилась голова. Поцеловав юнкера, графиня, улыбаясь отстранилась. На её лице тоже появился лёгкий румянец.

– До свидания, юнкер Его Величества Шилякин.

Данила стоял и смотрел на графиню, он настолько не ожидал этого поцелуя, что окаменел. Поймав момент ясности мышления, юнкер сказал: «Честь имею, Ваша светлость.» И запрыгнул в кузов кареты.

До свидания? Она сказала «до свидания». Неужели он ещё раз её когда-нибудь встретит? Ну должна же была она что-то сказать. «Прощайте» как-то не к месту. Слов благодарности она ему сказала более чем того требовалось. Простое «до свидания» – универсальный вариант прощания. Эти мысли мешали сформироваться на самом деле важным – придумать оправдание своему опозданию из увольнения.

Экипаж уже прошмыгнул через ворота, когда к провожающей его взглядом графине подошёл брыластый слуга.

– Ваша светлость.

– Да Валентин? – графиня оторвала свой взгляд от удаляющегося экипажа и повернулась к слуге.

– Вот, похоже-с прачка забыла вернуть-с в карман мундира этот предметик-с.

В ладони слуги, облачённой в белую перчатку, слегка поблескивая потёртым металлом, лежал старенький серебряный портсигар.

Апрель 1877 года.

Могло быть и хуже, думал Шилякин лёжа на жёстких нарах камеры гауптвахты, разглядывая паутину под потолком. Мне всего-то двое суток, а ты, похоже тут проведёшь всю свою недолгую жизнь, глядя на паучка подумал Данила. Шилякин никогда не отличался своим идеальным поведением в училище, и различного рода взысканий у него хватало, но гауптвахта это был его первый раз. Опоздание из увольнения – раз, в нетрезвом виде – два. Было бы достаточно даже и для отчисления, вот только Данила был на хорошем счету у преподавателей, и ротмистр Завьялов лично походатайствовал перед начальником училища не отчислять перспективного будущего офицера, а попробовать перевоспитать.

На разговоре с ротмистром Данила не придумывал никаких историй, но и правды не рассказал. Просто виновато молчал и соглашался со всеми эпитетами в свою сторону. Ротмистр отличался вспыльчивым характером, но немного отойдя всегда по-отечески вёл доверительную беседу с подопечными, поучал, давал советы – настоящий офицер-воспитатель, за что и был уважаем юнкерами. Он действительно заботился о подопечных. И в финале крайнего разговора по причине опоздания Шилякина, поведал: