Возьмем, к примеру, первые слова молитвы Господней: «Отче наш, сущий на небесах». Что ж, Бог не ваш биологический отец. Он даже не мужского пола. Рассуждать о запредельной тайне как об анатомически реальных мужчине или женщине нелепо. Если люди переводят поэтический образ в прозу, значит, их восприятие трансцендентного подобно тому, как ребенок видит своих родителей.
С тем же успехом можно было бы сказать: «Мать наша, сущая на Земле», апеллируя к тому же детскому восприятию. Существуют мифологии, в которых действительно говорится о Матери-Земле: например, в преданиях коренных жителей Юго-Запада Америки – пуэбло, навахо и апачей – вся человеческая раса выходит из ее чрева. Прекрасный образ! Мы действительно появляемся из земли. Как известно, мы – глаза земли, мы – тела земли.
Такие образы, будь то женские или мужские, диктуют соответствующее восприятие и порождают обряды, которые могут отличаться в разных культурах.
Как вы считаете, почему буквальное толкование образов обесценивает мифологию?
Законы науки, по-видимому, дискредитируют образность мифа. Мне постоянно приходит в голову яркий пример: одним из догматов католицизма является то, что пророк Илия, Иисус и Дева Мария вознеслись на небеса. А вы прекрасно знаете, при каких условиях физическое тело может подняться в стратосферу! Даже двигаясь со скоростью света, они бы до сих пор не успели покинуть пределы Галактики. Что прикажете с этим делать?
Думаю, что ученые просто собирают факты, соотносят их друг с другом и толкуют с точки зрения научных правил. А поэты, похоже, всегда понимали суть мифов. При переводе поэзии в прозу исчезает поэтическая аллегория, выходящая за рамки образа. Люди теряют веру, потому что считают эти образы ложными. Они не понимают, что образ – это не олицетворение факта, а метафора некой высшей истины.
