— Дядя
Руслан — это брат нашего папы. А наш папа очень строгий, и он как
дедушка — генерал, — лопочет младший, едва не захлёбываясь воздухом,
так спешит, бедный, мне всё выложить.
— Он —
полковник, ты чего? — пихает его в бок старший.
— Он —
генерал, отстань. Я тебе погоны показывал? Показывал. Чего ты споришь?
— Пока мальчишки шикают друг на друга, я раскладываю инфу по полочкам. Вот
откуда Господин Медведь такой деревянный. С таким папочкой не пошалишь. Был у
меня одноклассник, его папаша, майор спецназа на всю голову, бил его линейкой
по рукам за не вовремя вырученные уроки. Смотрю, у ребят видимых следов нет.
Надеюсь, тут всё не настолько плачевно.
— Дядя
Руслан хороший. В прошлые выходные он возил нас в «Диснейленд». Николаю он
вчера подарил сигвей, а мне велосипед. А папа ругался. Они иногда кричат друг
на друга. Папа говорит, что мы должны хорошо учиться, дядя Руслан говорит, что
мы ещё дети…
Да
уж, с младшим Медведевым нельзя ходить в разведку. Старший же сидит насупленный
на диванчике для посетителей и теребит стопку журналов.
—
А сканвордов нет? — наконец, оживает он. Надо же, какие взрослые (а, скорее,
пенсионерские) интересы у ребёнка!
Я
удрученно вздыхаю, качаю отрицательно головой и даю им на растерзание свой
телефон, в котором записаны столетние игрушки-расслабушки, а сама навостряю уши
в сторону кабинета.
— Чего
ты их дергаешь? Пусть побесятся. Ты, как наш отец, — слышу приглушённый
перегородкой голос, это Медведь распекает братца, а я вслушиваюсь в интонации
его голоса, сравниваю, как он говорит с родными и как с подчиненными. Как будто
мне больше заняться нечем, ну честное слово, психолог доморощенный.
— Дисциплина
в первую очередь, — чеканит брат-отец-молодец, как на параде.
— Ой,
да брось.
—
Слушай, Рус, ты хоть понимаешь, что подрываешь мой авторитет своими подарками?!
А
вот в моих глазах авторитет господина Медведя поднялся сразу на несколько
пунктов. Мужчина и дети. Дети и мужчина. Этот набор почему-то всегда вызывает
неслабый отклик в женских сердцах и моё, накачанное кофеином под завязку, увы,
не исключение.
—
У парней должно быть детство, Серёг. Ты сам был таким, помнишь?
—
Так, парни, ну что вы насели на Людмилу. Верните ей телефон, мы едем обедать.
Когда
Медведь в сопровождении брата покидает своё логово, дети с криками «Ура, едем в
кафе!», едва не запрыгивают ему на голову. Мило-то как. Ну всё, сейчас
расплачусь.
— Прошу
прощения, Людмила, — он кивает в сторону галдящих племянников и закатывает
глаза, мол, ну дети, что с них взять. — Сегодня меня уже не будет.
Закончите с колонкой, можете идти домой.
—
Можно Мила, меня, когда Людмилой называют, я себя сразу Людмилой Прокофьевной
представляю из «Служебного романа».
—
Как скажете, Мила, — он улыбнулся и вышел.
Какой
он всё-таки чудесный! Я лишь глупо хлопаю повлажневшими от умиления глазками и
чувствую себя дурой. Даже спасибо не сказала, не попрощалась толком ни с кем.
Вот курица.
—
Тётя Мила хорошая. Она мне нравится, — слышится из коридора писклявый
голос мелкого, и я сникаю ещё больше.
Спасибо,
малыш, кажется, нравлюсь я здесь только тебе.
