– Ты что-то вспомнила? Тебе стало плохо? Да отвечай же, ради Бога, только не молчи!
Проследив направление ее взгляда, я уперлась глазами в толстую черную точку как раз под циферблатом настенных часов.
– Это… бабочка, – пробормотала Джуля, еле разжимая губы.
– Ну да, ночная бабочка, – подтвердила я. – Ты что, их боишься?
– Д-да…
– Но ведь они не кусаются! Да и живут совсем недолго! Слушай, да приди же ты в себя! – дернула я ее за руку. – Тем более что она сейчас спит.
– Вы уверены? – дрожащим голосом спросила Джуля. – А вдруг она затаилась?
– Да нет же! – настаивала я. – Ну что, мы так и будем здесь стоять?
Джуля словно загипнотизированная на ватных ногах спустилась в холл.
Когда мы вышли на свежий воздух, она с облегчением вздохнула.
– Я понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Когда я была совсем маленькая, то увидела бабочку в сильное увеличительное стекло. Это был ужас! У нее такие толстые усы! А лапы! Нет, это невозможно пересказать! Какие там монстры из ужастиков! Я теперь перед сном тщательно проверяю свою комнату и если вижу бабочку, то зову Юсефа, и пока он ее не выгонит или не убьет, не захожу туда. Извините, что я так вела себя на лестнице, но это… это сильнее меня, – виновато улыбнулась Джуля.
– Что ж, бывает, – пожала я плечами. – У каждого есть своя страшная тайна.
– А вот и Юсеф, – Джуля помахала рукой человеку, который выглядывал из «двести тридцатого» серого «Мерседеса». – Ну все, я побежала! Так завтра в три! И не опаздывайте, очень вас прошу!
Девочка подбежала к машине, открыла дверцу и юркнула внутрь. «Мерс» медленно покатил к перекрестку.
Я не смогла рассмотреть Юсефа как следует. Заметила только, что на вид ему было лет пятьдесят и что лицо у него довольно добродушное.
Судя по тому, что охранник разрешил Джуле одной посетить кафе «Глобус», каким бы это место ни было спокойным, а сам дожидался ее в машине, Джуля была права насчет того, что он утратил бдительность.
Вряд ли при такой постановке дела Генрих Штайнер может чувствовать себя в полной безопасности. Особенно после того, что я сегодня услышала.
На повороте я слегка повернула голову и оглянулась на дверь кафе. Я вспомнила глаза Джули, неотрывно смотревшие на бабочку, и тотчас же мне пришло на память латинское название этого насекомого – «мортуум капут». В переводе – «мертвая голова».
Обещанный ураган в этот вечер так и не добрался до наших краев.
Я сидела на кухне и смотрела из окна на гору с телевышкой – как раз напротив нашего дома. Сначала даль заволокло закатными красками, потом атмосфера начала сгущаться, и небо медленно стало приобретать какой-то грязно-песчаный оттенок – сначала ярко-желтый, потом все темнее и темнее, пока наконец он не перешел в грязно-серый.
Ветер заметно усиливался, но вскоре стих так же неожиданно, как начался.
«Похоже, на сегодня шторм отменяется», – заключила я, задергивая занавески.
Пока я наблюдала за неудачной репетицией шторма, чайник успел остыть, и мне пришлось снова поджечь под ним газовую конфорку.
В поисках спичек я заглянула в комнату тети Милы – она частенько использовала спички в качестве закладок, а потом складывала их на тумбочку. Так было и на этот раз.
Тетушка Мила как раз добивала последнюю страницу сегодняшнего триллера.
Захлопнув книгу, она с облегчением вздохнула и провела рукой по лицу – как бы снимая пелену иллюзорной реальности, в которую была погружена часов шесть подряд, и возвратилась к действительности.
