Очевидности впитываются членом общества в несколько этапов. Первый можно назвать бессловесным или детским. Дите познает мир телом, оно как бы осваивает сам образ человека, который избрало для будущей жизни. Загадки-задания, которыми оно проверяется в этот период, отражены в так называемом детском фольклоре. Это всяческие пестушки, потешки и прибаутки, цель которых – обучить и проверить, как ребенок владеет телом. Например, рассказывая про Сороку-белобоку, младенцу поочередно загибают и разгибают пальчики, так что он начинает их узнавать и использовать осознанно.
Когда ребенка учат ходить, задают вопрос:
– Ножки, ножки,
Куда вы бежите?
– В лесок по мошок:
Избушку мшить,
Чтобы не холодно жить [12, с. 115].
Или ребенка заставляют плясать, держа за ручки:
Ай, деточка, попляши,
Твои ножки хороши,
Нос сучком,
Голова крючком,
Спинка ящичком [12, с. 114].
То же самое относится и ко всем известным «Ладушкам», которые, если их выполнить со всеми полагающимися движениями рук ребенка, являются просто великолепным детским оздоровительно-гимнастическим комплексом. И всюду один и тот же принцип – задание или вопрос – обучение или проверка усвоения. Я ограничусь этими примерами, потому что материал тут настолько огромен, что требует отдельной большой статьи.
Заканчивается первый этап с признанием за ребенком пола и первым постригом-посвящением в мальчики или в девочки.
В традиционной культуре это происходило приблизительно в два-три года. Можно считать, что этим признавалось, что ребенок сдал экзамен на человека. Теперь он еще должен был стать своим.
Этому посвящен следующий возрастной этап до семи лет.
В загадках ему соответствует основной корпус вопросов об устройстве мира. Причем, если взять загадки древние, условно говоря, этнографические, то бросается в глаза, что они неразрешимы. Их может отгадать только тот, кто знает ответ. Это загадки об устройстве Нашего, Своего мира! Это инструмент народной педагогики, с помощью которого воспитывались и проверялись на знание очевидностей свои. Кстати, количество загадок во всех традиционных обществах ограничено всего несколькими десятками. Очень вероятно, что это означает, что для проверки на свойство нужно знать всего несколько десятков очевидностей об устройстве мира. С чем это связано – с тем, что мир был «проще», или же изустное знание мифологии и фольклора заменяло излишние проверки?
Приведу для примера несколько традиционных загадок из статьи Цивьян «Отгадка в загадке: разгадка загадки?» [13]:
Сам жиляный, ножки гляняны, голова масляна = Лен.
Я, Петров, имею восемь углов, четыре уха и два брюха = Корзина из лыка для хлеба и сена.
Стоит дед с милю длины, с версту толщины = Печь.
Я умышленно расположил загадки по степени возрастания свойства и убывания возможности искать ответ, вспоминая реалии жизни. При этом еще надо учесть, что русские загадки отразили все-таки стадиально довольно поздний этап развития общественного мышления. Среди загадок охотничьих народов запросто можно встретить что-нибудь типа: Белый старик трубку не курит = Луна; и т. п.
Обучение свойстве и знанию очевидностей «устройства мира» происходит уже не индивидуально. Ребенок оказывается в игре, а с определенного возраста и в хороводе, где понятие «видеть – узнавать как правильное-неправильное» закреплялось порой даже с жестокостью через насмешку и издевку. Не буду останавливаться на этом слишком подробно, приведу только один текст из второго выпуска журнала «Живая старина» за 1902 год. Это песня «про невозможное», под которую казаки Восточного Забайкалья плясали пляску «Парочка».
