– Умно, – протянул Сергей и снова смачно сплюнул. – А если он, тот парень, скажет: «Михалыч, ты отвратителен и глуп, здорово, что тебя больше не будет». Скажет: «Я тут живу, и без тебя будет намного просторнее. Хоть свиными хвостами вонять не будет». – Напарник засмеялся.
Леонид Михайлович вздохнул.
– Ты, Сергей, живешь в сугубо человеческом измерении сути вещей, причем в таком, очень бытовом контексте.
– Опять непонятными словами заговорил. Хочешь сказать, что я быдло и, как ты выражаешься, люмпен-пролетариат?
– Это не я, это Карл Маркс выразился.
– А мне плевать на твоего Маркса с высокой колокольни! Выразился он! И где он сейчас? Если твоя мертвая материя породила меня, значит, я зачем-то нужен? Что там со звездами происходит? Ни ты, ни я не узнаем. Только ты насилуешь свой мозг всякой чепухой, а я нет. Баба жопастая да пиво с рулькой – вот это интересно.
– Да-да… – Леонид Михайлович уткнулся в монитор, вглядываясь в диаграммы и думая о чем-то своем.
– Михалыч?
– А?
– Жрать хочется. У тебя хвосты остались?
– Ты ж говоришь – воняют?
– Я их нюхать, по-твоему, буду?
– В пакете лежат.
– Еще теплые. – Сергей зашуршал полиэтиленом, и вскоре послышался хруст.
Леонид Михайлович потер монитор рукавом, очищая от пыли.
– А ты не думал, что закрыть небо от пришельцев – чей-то умысел?
– Чей? – равнодушно спросил жующий Сергей.
– Не знаю.
– Ты думаешь, до нас кому-то есть дело? Нам друг на друга наплевать, а ты загибаешь – небо закрыть!
– Послушай, – Леонид Михайлович начал раздражаться, – чтобы ты появился тут, на заводе, охранником, потребовались миллиарды лет синтеза: звезды рождались и умирали, формируя нужный химический состав, необходимый для функционирования твоего организма. Потребовались миллионы лет эволюции. Цивилизации рождались и погибали, чтобы тут, в двадцать первом веке, мы сидели и разговаривали. И ты хочешь сказать, что до тебя – существа, на которое были истрачены такие ресурсы, – никому нет дела?
Сергей задумчиво догрыз хвост, вытер рукавом жирные губы, не спеша достал сигарету из пачки и закурил.
– Михалыч, ты меня знаешь: я человек простой. Я так глубоко, как ты, не плаваю, но вот скажи мне: почему та сила, что, говоришь, миллиарды лет потратила на меня, не может еще чуть-чуть поднапрячься и прибавить мне зарплату хотя бы до полтинника?
– А воля тебе на что дана? А мозги? Не уверен, извини, что на них хватило ресурса. Да что я тебе объясняю, тьфу!
Сергей почесал голову и глубоко затянулся.
– Ты это, не обижайся на меня, если что, я ж что думаю, говорю, без всяких там.
– Да что на тебя обижаться? – отмахнулся Леонид Михайлович.
– Просто вот у тебя есть и мозги, и воля, а ты вместе со мной охранником работаешь за копейки.
– Я хоть радиотелескоп собрал. Работает бандура!
– Так звезды-то все равно молчат. – И Сергей, зажав сигарету в зубах, заливисто расхохотался, держась за бока и трясясь всем телом.
Леонид Михайлович пристально посмотрел на напарника и вдруг, точно подхватив от него заразу, тоже громко засмеялся, так что из глаз полились слезы. Просмеявшись, мужчина стал серьезен и грустен.
– Михалыч, ты это, не расстраивайся, – не унимался Сергей, – вот прилетели бы они – что ты им скажешь?
– Я бы скорее что-нибудь спросил.
– Ага, только не боишься ли ты, что это будет похоже, как будто шимпанзе из зоопарка задает вопросы этому… как его… Эпштейну?
– Во-первых, не Эпштейну, а Эйнштейну. Во-вторых, мы – я имею в виду человечество, а вовсе не тебя, дуралея, – вышли в то поле мышления, когда диалог с внеземной цивилизацией возможен.
