Для порядка, Рубило заглянул в чрево унитаза, вычищенного до блеска. Ничего подозрительного не обнаружил. Подшучивать над несчастной девушкой не стал.
– Я… я… – лепетала она. – Испачкалась… испачкалась… В-вся! Н-надо… н-надо умыться…
Невеста отправилась сполоснуть руки. В такую же, ослепительной белизны, как и унитаз, раковину вновь полилась… чёрная жидкость. Зеркало во всю стену обратилось в ртутный дрожащий студень.
Перепуганная Тая в ужасе отпрянула от раковины и кинулась на выход.
Проём двери женского туалета загораживал громоздкий, черноволосый, обрюзгший толстяк лет за шестьдесят. Новоявленный супруг, Мамаев Кирилл Анатольевич, похожий то ли на татарского хана, то ли на киргизского бая43. Он терпеливо выжидал. Заплаканная, законная, юная супруга, успокаиваясь, жалобно всхлипывая от потрясений, покорно и безропотно подошла, взяла мужа под окорок чёрной волосатой руки, торчащий из трубки ослепительной белой рубашки будто лапа медведя. На толстом пальце супруга тускло посверкивал чёрный агат в золотом перстне.
– Прости, – прошептала Тая. – Мне плохо.
Мамаев наклонился, тихо прохрипел:
– Привыкнешь, детка. Первый раз всегда тяжело… выходить замуж. Даже восточным женщинам.
– Я не восточная, – прошептала Таисия. – Я – сибирская.
– Не кобенься, – грозно посоветовал Мамаев. – А то придушу… Ха-ха! В первую же брачную ночь. Ты теперь – моя собственность! Моя вещь! Моя раба! Поняла?! Только моя! Зря выращивал столько лет?! Ты – чистая! Кровь в тебе течёт нашего древнего рода остяков. Как и моя! Мне такая нужная! Всем будет хорошо. Всем. Главное, – нашим детям.
Утробное, угрожающее гудение голоса супруга отрезвило Таю. Она смирённо склонила головку пред неизбежностью злодейки-судьбы, занавесилась прозрачной фатой.
Супружеская пара удалилась через тоннель мраморного фойе, поднялась вверх по лестнице. Из банкетного зала ресторана доносились бодрые звуки музыки. По заказу виновника торжества звучали песни советской эстрады. Для угнетённого состояния невесты это было дополнительным испытанием.
– Не надо печалиться, вся жизнь впереди! – издевался над ней когда-то популярный ансамбль «Самоцветы». – Вся жизнь впереди! Надейся и жди!..
Охранники остались в вестибюле покурить.
– С Тайкой что-то происходит, – проворчал мрачный Рубило с сочувствием и заботой.
– С ума сходит девушка, – легкомысленно усмехнулся Бойко. – От счастья.
Рубило мрачно фыркнул. Из туалета вышла блондинистая свидетельница, грозный охранник обратился к ней:
– Много базара. Всё не по делу. Собирай барахло. К маме поедешь.
– Я тут при чём?! – возмутилась свидетельница.
– Отвезёшь на вокзал, – приказал Рубило напарнику. – Купишь два билета, в плацкарт, до Челябинска. До своего Кургана доберётся сама. Кротю отправь с ней, чтоб не удрала в дороге.
– Кротя – педик! – попыталась отшутиться свидетельница. – Дайте мне в поход бодигарда! Тело моё хранить. Хочу мужичка какого… хоть самого завалящего.
– Обойдёшься, – презрительно прогудел Рубило. – Тело ей хранить, потаскушка…
Бойко цепко схватил девицу за локоть. Та сморщилась от боли и попыталась вырваться.
– Затихни! – попросил Бойко. – Башку сверну!
– На мне! На мне он обещал жениться! Два года под ним пахала! Он обещал! Обещал! – вдруг истерически закричала она и стукнула кулачком мощного охранника в грудь. – Сволочь! Отпусти, больно!
Девица попыталась вырваться из цепких рук Бойко. Верзила легко перехватил пальцами за её тонкую шейку с такой силой, что она захрипела и выпучила от ужаса глаза.
