Миражи и маски Паралеи - страница 26

– Удивительно, – сказал он, – как же всё повторяется! А убить меня ты не хочешь? А то давай. Однажды на Земле добрая девочка решила убить меня вполне себе увесистой сферой из маминой сокровищницы. Но не смогла, – только разметала всю коллекцию как смерч, после чего плакала от жалости ко мне. Вернувшаяся мама тоже рыдала навзрыд, хотя урон-то был самый минимальный. Бесчувственные камни моя мама любила больше живых людей и, возможно, больше, чем меня.

Нэя с каким-то булыжником, в глубине которого что-то искрилось и переливалось от падающего на него сверху света, подошла ближе к Рудольфу. Он напрягся, ожидая самого непредсказуемого поступка от той, кого, казалось, знал лучше, чем себя. А всё же Нэя успела заметить смятение в его глазах, он ожидал удара! Как заслуженного себе удара. Но даже не пошевелился. Конечно, никогда бы она не смогла никого ударить, уж тем более его. Она швырнула минерал на кристаллический стол, за которым он сидел, и камень подпрыгнул, от него брызгами разлетелись в стороны осколки, очень мелкие. Сам камень не утратил своей основной массы.

– Твоё счастье, что ты брюхатая, – выдавил он из себя. – А то бы я тебя выпроводил отсюда так, чтобы ты пролетела к самому выходу и забыла о существовании «Лабиринта».

– Почему ты такой?! – закричала Нэя, – почему ты такой ненормальный?! Почему я люблю тебя?! За что? За что?! – и она пошла к выходу, причитая на ходу, – Ай – ай! – только очень горестно.

Её было мучительно жалко. И слова её, и бунт с нелепым бесполезным броском камня не задели его так, как она себе воображала. И свою грубость он сыграл, чтобы только она ушла. Дала ему время прийти в себя. Но даже и сейчас он мог догнать её, прижать, и её всепрощающая душа его опять бы приняла. Но Рудольф не встал и не догнал.

«За что я столько её терзал и продолжаю это делать? Лучшую женщину планеты, подаренную незаслуженно их Надмирным Светом? За что? Хотел бы я и сам знать ответ на твой вопрос, моя болотная нимфея. Я сам же вытащил тебя из твоего болота, и вот ты вянешь на глазах… – так бы он спросил себя, если бы мысль оформилась словесно. Но это была лишь редукция слов – полу мысль, полу чувство. В голове было гулко и пусто, как и в холле. Пыль, поднятая тем камнепадом, вызванным дочерью, не улеглась, тяжелый минерал, грохнувшийся о поверхность стола, был его эхом.

Он смотрел на разгром ниш – витрин, не воспринимая сияния и радостной игры своих кристаллов, оставшихся там, где ниши были закрыты от чужих рук. Таких было большинство. Нэя даже не поняла того, что в момент своего гнева она вызвала в нём сильное желание, привычная реакция на неё, возникшая после стольких дней разлуки. Если бы она подошла со своим булыжником совсем близко, а он ждал, он схватил бы её за руку и притянул к себе. Ведь он же понимал, что она не ударит. Но сам он не встал и не подумал даже. И внезапное желание к ней не было способно изменить в данный момент его сдвига, пихнуть в привычную колею, из которой его вдруг вышибло. Мысленно он продолжал ощупывать те бившие его камни-обвинения дочери, признавая их правоту и ноя от ушибов. От прихода Нэи лучше не стало. Лучше бы она не приходила.

Он взглянул на разбитый огромный минерал на столе и поразился до того, что даже привстал, не веря явившему себя зрелищу, забыв и о дочери, и о Нэе. Из отполированного бока диковинного булыжника смотрело лицо Тон- Ата. Лицо было искажено злобой, какую люди определяют, как сатанинскую. Он, не мигая, таращил жёлтые глазищи и безмолвно разевал рот в неслышных проклятиях, не иначе. Рудольф не мог ни узнать его. Те же белейшие волосы, отброшенные львиной гривой от его лба, тот же скульптурно-совершенный нос с большими ноздрями. И презрительная гримаса, искривившая тонкие растянутые губы, открывшая его мощные и отнюдь не старческие клыки. Он был подобен вспышке, которая ударила Рудольфа в лоб, от чего он покачнулся и еле сохранил равновесие. После этого камень погас и стал чернеть на глазах, делаясь из светло-оранжевого сначала коричневым, а затем и рассыпался непонятной трухой, похожей на торф.