Больше недели Александра подменяла коллегу в детском отделении. Грипп, бушевавший в Городе у Моря целую зиму, решил раздухариться напоследок и с новой силой накрыл город очередной волной эпидемии.
Сразу две санитарки детского отделения ушли на больничный.
Александра понимала, что Регина не примет от нее никакой помощи, ни материальной ни простого житейского сочувствия, ни попытки что-то посоветовать. А потому в один из дней, утром, зайдя в женскую палату, в которую недавно перевели Регину, перестав считать опасной для себя и окружающих, Александра попросила девушку помочь ей в детском отделении. Обосновала свою просьбу тем, что сама не очень хорошо себя чувствует (как- бы не заболеть), а у Регины иммунитет, уже перегрипповала в самом начале зимы.
Девушка удивленно взглянула в глаза Александры, пожала плечами:
- Конечно, помогу. Что нужно сделать?
- Да особо ничего и не нужно. Просто займи малышню. Они только что пришли с прогулки, а до процедур и обеда еще больше часа. Пусть посидят тихонько (по возможности), пока я уберу в палате.
Регина не стала задумываться, почему санитарка не навела порядок, пока дети были на прогулке. Надо - так надо. Накинула на плечи теплый вельветовый халат, обула валяные чуни:
- Идемте.
Конечно, Александра боялась реакции Регины, когда девушка увидит чужих детей, но ничего другого ни предложить, ни придумать она не могла.
Ангелы пожимали плечами и смотрели на нее с надеждой.
Были просмотрены десятки вариантов развития событий, но какой окажется реальным, никто не мог сказать.
- Все в воле Создателя, - прошептал Ангел.
- Она сильная, она справится, - прорычал Демон.
Александра открыла дверь в палату.
Не важно, какой диагноз был бы поставлен пациенту в какой-то иной клинике в недалеком будущем. Здесь и сейчас его лечили от олигофрении, не задумываясь о том, что действительно происходит с ребенком. Возникает универсальный стереотип взгляда врача на больного: болезнь – это «процесс», который течет где-то внутри больного. Мы ничего не знаем об этом процессе, кроме того, что его нужно «оборвать» с помощью лекарств.
И маленьким пациентам, так же как и взрослым, кололи и спаивали все те же психотропы. И не дай Бог было ребенку закапризничать или впасть в истерику: доза неумолимо увеличивалась ровно до той поры, пока от мозга не оставалась одна оболочка, пока не "подсаживалась" окончательно печень, пока не переставали функционировать почки. В финале такого "лечения" развитие детей затормаживалось, и даже те, кто в наши дни был бы признан всего лишь излишне гипперактивным ребенком, склонным к истеричности, через довольно-таки короткое время мало чем отличался от олигофрена в стадии дебильности. Так же молча, пустым взглядом, смотрел в никуда, так же был неспособен к элементарной гигиене, не говоря о каком-то обучении.
Зрачки Регины расширились от боли при виде этих деток.
Палата, куда привела ее Александра, была рассчитана на детей достаточно большого возрастного диапазона: от трех до семи лет. Груднички, которым предположительный диагноз ставили уже в момент рождения, были в другой палате, вести Регину туда, Александра побоялась.
Дети возились на ковре, постеленном на пол, что-то лопоча, отбирая друг у друга мягкие игрушки или просто сидели, покачиваясь, погруженные в свои маленькие мысли.
От ковра дурно пахло. Штатная санитарка не давала себе труда тщательно замывать следы и лужицы, просто протирала их раствором хлора, от которого ковер давно стал пегим, с расплывшимся, когда-то красивым, узором. Хлор выветривался, а запах мочи и экскрементов, которыми дети почему-то любили играть, тщательно втирая их в ворс ковра, оставались надолго.
