Мистический рёкан на краю Киото - страница 7

– Вы так отрешённо обо всём говорите. Кто же вы такой, Фудо-сан? Как много ищу я ответов…

– Не каждый сон ведёт к пробуждению. Не стоит теперь обо мне. Важнее довериться часу открытий. Впрочем, поверка и губительной может стать для души нечистой. Бояться до́лжно негодному человеку, обманывающему, положим, других. А так, человек вошедший и выйдет человеком. Главное, не утратить веру в красоту пути, в гармонию личной сути.

– Много ли достойных преодолели путь?

– Немного. И никто не поможет и не защитит. Иначе как раскрыть силы потаённые. Но были временные посетители, не помню, правда, теперь когда…

Пролёты закончились, и управитель вывел Тоео на новый рёкана предел: похожий тёмный коридор, но короче и никаких по сторонам комнат, будто все они соединились в единые покои принимающей гостей госпожи. Жестом Фудо пригласил Тоео продолжать путь и, дойдя до единственного входа в покои, в сомнении остановился.

– Предложите последний совет, Фудо-сан. Чего особенно монаху опасаться?

– Кто знает, чем станет забавляться госпожа… Возможно случится трапеза, а может внимание. Положим, довольно предстать учтивым и не придётся отдавать всего себя. Помните о преображениях, следите за тем, что является в руках, не изменяйте слову. Госпожа не терпит неправды, и бесполезно её крутить. И ещё, но это вы знаете, бонза Тоео, праведников в конце не будет, един несовместимых союз…

– Как я могу знать, что вы говорите правду, Фудо-сан?

– Я мог бы ответить, что мёртвые не плетут лжи. Ведь вы хотите увлечься в ответах чем-то ясным, простым, бонза Тоео? Уменьшить мир до ведо́мых размеров. Но мир не такой. Слишком много идей, творений, путей, событий. Впишите в книгу деяний и своё имя – станет не страшно. – Фудо раздвинул сёдзи в покои госпожи и, поклонившись, исчез.

Сладким сандаловым дымом окутало вмиг Тоео. Просторные комнаты госпожи, разделённые тут и там ширмами, туманились в истечениях благовоний, таились в полутенях и отсветах тихих фонарей. Шитоны14, укутанные дорогой тканью, повсюду валялись на полу. А в нише красоты рассыпались в высокой вазе безутешные примулы, отчаянные своим первоцветом, печальные пурпурными переливами, погодостойкие долгожители, которым суждено утихнуть в короткие дни.

Краем глаза в отдалении у стены Тоео заметил неподвижную фигуру. Госпожа, одетая в кимоно цвета морской глубины, с длинными рукавами, с черным широким оби15, низко склонила голову и, соединив ладони, молилась.

Любуясь не только святым чувством, но и прелестью госпожи, прекрасной и грозной одновременно, Тоео замер в восхищении.

Госпожа стояла напротив высокого алтарного столика, освещённого крупными торо16. Позади стола высилось в полумраке вековое металлическое зеркало, потускневшее, изрытое пятнами, но хранившее ещё в некоторых местах блеск прежних дней. На столе перед госпожой дымили палочки и лежали бессметные деревянные таблички всевозможных размеров, плотности и различной сохранности. Тоео узнал в них ихаи, памятные по усопшим дощечки, но никогда прежде он не видел единовременного моления такому большому количеству ду́хов.

Закончив поминовение, госпожа поклонилась дважды, приоткрыла складки кимоно и, высвободив из-за пазухи веточки какого-то зелёного растения с листьями плотными, лоснящимися, широкими, точно пластины брони, – поставила подношение в вазочку на столе.

– Несчастные духи любят всё самое свежее – и цветение, и общение, бонза Тоео, – тихо, вкрадчиво проговорила госпожа, выглядывая что-то будто и прежде для себя понятное в появившемся госте. – Хотя бы теперь в междумирье заслужили каплю любви… Пытаюсь вот в перепутанном шёлке мира что-то для тебя отобрать. – Указала она на дощечки. – Не люблю, когда просто так – в тишину… – И слова её заносились под сводами комнаты, загудели недобрым эхом. – Впрочем, для того ты и здесь, чтобы ответить призыву и подчиниться предназначению. Я лишь соединяю, всё остальное решает сама сестра. – И госпожа забурлила о чём-то короткими шипящими словами, заходила в полуприседе мимо стола, заюлила вокруг себя, взметнув вдруг руки к сводам, задребезжав в воздухе зловещей колотушкой.