– А что вы думаете, я принуждаю его? Я объяснила ему, и он все понял. Мартин вашего мяса терпеть не может. Спросите его сами, если хотите. Эй, Мартин, скажи, ты хочешь мясо?
При слове «мясо» Каролина кривилась, будто ее тошнило при одном упоминании этой гадости. И когда мальчишка отрицательно качал головой, самодовольно добавляла:
– Я же знаю своего сына.
Мартин не обманывал – мяса он не хотел, час назад он проглотил десяток телячьих котлет у бабушки Марии, жившей этажом выше, которая была готова затолкать во внука целую корову, лишь бы он вырос «нормальным мужиком». А незадолго до котлет умял печеную рульку с базиликом. До рульки была телячья нога, перед ногой бифштекс с кровью и бараний бок.
Мальчишка уселся за столик, пока мать наполняла корзину, обреченно глядя перед собой. За все съеденное его мучило чувство вины, которое тяжело и болезненно трепыхалось под сердцем, пока он был сыт, и исчезало, когда он был голоден.
– Мартин, как дела? – спросила Анна.
– Нормально.
– Нормально – это как?
– Ну так, это, нормально.
Мартин безразлично пожал плечами. В присутствии матери он обычно тускнел и деревенел. Анна насыпала ему горсть мятных конфет. Он потянулся, рукав поплыл вверх.
– А что это у тебя за волдыри на руке? Утром не было.
Парень смутился. Спрятал руку с конфетами и волдырями в брючный карман, отвернулся в сторону.
Расплатившись, Каролина вальяжным жестом попросила сына со стула и села на его место.
– Вы пойдете на собрание? Мы через час собираемся по поводу этого безобразия. Как какого? Этот новый салон! Да! Я не могу каждый день ходить мимо этой мерзости. У меня сын растет.
– Мой уже вырос, так что я могу, – возразила Анна.
– Вы напрасно называете это безобразием. Очень приятный мужчина, – сказала Юлия, с улыбочкой поглядывая на Каролину. – Ему двадцать восемь. И он холост.
Юлия все про всех знает.
– Вообще да, симпатичный, – согласилась Каролина.
Анна цепким взглядом охватила ее подтянутую, спортивную фигуру, крепкие ноги, упругий зад, гибкую спину инструктора по йоге и неожиданно почувствовала укол ревности.
– Но ведь он сумасшедший! – добавила та.
– Точно,– охотно кивнула Анна, – полный ку-ку!
Гроб в горошек за двенадцать тысяч!
Юля вдруг засмеялась, то ли ее насмешили выпученные глаза Каролины, то ли выражение «ку-ку».
Едва магазин опустел, Юлия посмотрела на часы и поставила на круглый столик две чашки.
– Короче, они уезжают на гастроли, – продолжила Анна, словно и не было никакой Каролины.
– Это прекрасно, когда у детей все хорошо. У них есть чайничек?
– Не думаю. Они заваривают эти дурацкие пакетики. Зачем им чайник. У них вообще нет нормальной посуды.
– Жаль. Пришли обалденные китайские из редкой коричневой глины. Смотри.
В то мгновение, когда Юлия поставила перед Анной новый китайский чайник, у Анны вдруг внутри потемнело, словно случилось затмение радости. Нахлынула тоска, насыщенная хроматизмами, зазвучала то вскакивая, то опадая, а Анна делала вид, что рассматривает шероховатую поверхность глазури, но на деле была поглощена этим модулирующим аккордом своего настроения.
– Очень красивый, – сказала она, тускло глядя на Юлькин зад, туго обтянутый клетчатой юбкой. Подруга как раз повернулась, чтобы вернуть чайник на полку.
Если я умру в эту секунду, подумалось Анне, то этот широкий зад будет последним, что я видела в жизни.
Сколько они уже дружат? Невозможно, как летит время.
