– Розовый шикарный! А под гепарда видела?
– О-о-о!
– А с лотосами?
– Бесподобный! На черта он гробы расписывает? Расписывал бы мебель! Но красивая вещь есть красивая вещь.
– В нашем образцовом доме теперь образцовые гробы.
– Да, все течет, все меняется.
Анна терпеть не могла этой прибаутки. И вот это еще Юлькино – «не надо цепляться за прошлое». Что это значит? Да, поразительно, как легко Юлька пережила свой развод. Нет, сначала она переживала, пока не понимала в чем дело, чувствовала, что-то не так. Но как узнала о его пассии, полудикой турчанке-посудомойке, а муж не стал отпираться, какая она вдруг сделалась предприимчивая и активная, муж даже обиделся, хотя Юлька его, конечно, любила.
По улице проехал цыган в телеге, запряженной задумчивой лошадью.
Домой Анна возвращалась около полуночи. Ночная тишина располагала к умиротворению. Свежий ветерок теребил какую-то ностальгическую струну. Давненько Анна не гуляла по ночам. Сколько прекрасных весенних ночей пропустила. Как давно не любовалась звездным небом. Над соседними домами на небесной тверди светился ковш. А вон та яркая точка, кажется, Юпитер. Глядя в небо и благоговейно вдохнув, Анна раскинула руки в стороны. Как все-таки хорошо получать хорошие новости! Какой странный вчера был день! И сегодня день тоже странный. Утром в парке она выгуливала Шваба (старый пьяница Йоргос снова проспал до обеда) и училась играть на волынке. До ирландской свадьбы Сары, ее ученицы, всего ничего. Под открытым небом мешок оживал, раскрывался, отдаваясь воздушным струям, и летела над городом пастушья мелодия, воспевая жизнь, ее отзывчивость, ее стойкость. Анна неистово дула в палисандровые дроны, находя, что в парке превосходная акустика, а Шваб, сделав свои дела, лежал у ее ног, завороженный мастерством дудения и волнующим шевелением таинственного мешка. Потом полицейский нарисовался. Выговаривал, стыдил, волынка, видите ли, громкая, нарушает, видите ли, общественный порядок. Анна дала отпор.
– Не душите музыку, офицер! – сказала. – Пусть летит! Маралы в лесу на грани вымирания. Эта музыка поддерживает в них боевой дух. Слушайте их брачный клич!
– Другое дело, – пошел на попятную страж порядка. – Забота о фауне – прямой долг человека.
Если бы ее попросили описать именно в ту минуту жизнь одним прилагательным, Анна бы назвала ее… странной. Странный день и странная жизнь. Она бы сказала – жить странно. Жить очень странно. Но иногда, иногда бывают мгновения предчувствия необычайной легкости, и «странное», граничащее порой с абсурдным, становится таинственным. Благоговение перед таинственным дает надежду на высший промысел. Эта надежда рождает радость, и сердце вдруг отзывается детским, безмятежным счастьем. Анна покружилась на месте в одну, потом в другую сторону. Потом попрыгала дурашливо, как мячик-попрыгунчик, ведь вокруг не было ни души.
Шагаешь по жизни осторожно, глядя под ноги, боишься споткнуться, упасть, думала Анна, а что стоит разбежаться ни с того, ни с сего, что стоит…
Тут она вздрогнула, услышала шорох. Кто-то стоял там, скрытый кустами, и по всей видимости, наблюдал. Анна шагнула вперед. Так и есть – огонек сигареты и темный силуэт сероглазого клоуна, как там его…
– Добрый вечер.
– Добрый. А что с нашим фонарем случилось? Такая темень.
– Устал гореть. Зато звезды виднее, – добавил Бруно после паузы, кашлянул, и Анна поняла, что он видел, как она любовалась ночным небом. И значит, как прыгала, видел тоже.
