Мне голос был… Книга прозы - страница 7

Твоя душа отошла в небесные выси, и ты не знала, что, услышав по радио известие о твоей смерти, Кокто произнес: «Корабль идет ко дну». Через несколько часов после твоего ухода не стало и его. Все называли тебя воробышком, а он – соловьем. Он успел написать: «Эдит Пиаф, подобно невидимому соловью, теперь сама станет невидимой. Нам останется от нее только взгляд, ее бледные руки, этот высокий лоб, собирающий лучи рампы, и голос. Голос, который заполняет все вокруг и летит все выше и выше, постепенно оттесняя певицу, увеличиваясь подобно тому, как росла ее тень на стене, и, наконец, величаво воцарясь на месте, где стояла маленькая робкая женщина. Душа улицы проникает во все поры города. Это уже поет не мадам Пиаф, а моросит дождь, жалуется ветер, и лунный свет стелется по мостовой…».

Я провожала тебя на кладбище Пер-Лашез с сорокатысячной толпой. Над катафалком кружили растревоженные птицы. В одной из них я пыталась разглядеть тебя, мой друг. Никого в жизни я не любила так, как тебя. Спасибо за твой «Гимн любви». Он, как и ты, всегда со мной!

Твоя Марлен.

Густой туман… Словно плещется молоко вблизи, около самых зрачков. На мгновение туман расступается, и тогда мы видим фрагменты жизни, фрагменты полотна «Загадка гения»…

…в саду, возле своего дома, светловолосый мальчишка, чьи голубые глаза полны слёз, хоронит птичку – щегла или скворца – и подписывает его могилу: Штарль…

…двадцатипятилетний парень, в котором угадывается прежний плачущий мальчик, приносит в дом птицу, купленную у уличного тогровца живностью…

…Моцарт (а это его мы видим сквозь разрывы тумана) музицирует, и вдруг возбуждённо-радостный бросает инструмент, чтобы послушать, как птичка со знакомым именем Штарль, насвитывает его мелодию [тему финала фортепианного концерта соль мажор]…

…Из-за пелены тумана пытается пробиться музыка… Вспышка яркого света… Это и есть музыка Моцарта!

И вдруг свет меркнет, будто на смену привычному солнцу взошло чёрное. И снова свет возвращается…

…Каменный столб с загадочными символами – герм, отмечающий место погребения… Люди со скорбными лицами у него… Седая древность…

…Колонна Святой троицы, названная венцами колонной чумы. Улица Грабен («Могилы»). Собор Святого Стефана. В нём совершается месса…

…Музыка наконец разрывает пелену тумана и ослепительным блеском заполняет всё пространство. Этот свет и есть музыка Моцарта! И теперь сквозь слепящий свет мы видим…

…бегущий по облакам Гермес бросает вниз, на землю, флейту..

…всё та же Вена, театр. «Die Zauber Flote» – «Волшебная Флейта», – гласит театральная программка, – 30 сентября 1791 г. Начало в 7 часов…

…Папагено, получеловек, полуптица, – комичное существо на сцене, распевающее арии…

…и снова маленький Моцарт в саду опускает мёртвую птичку в землю…

…умершего Моцарта погружают на повозку, накрывают и увозят всё дальше и дальше от дома №970 по Рауэнштайнгассе… к собору святого Стефана? Нет! В вечность!

…Чего-то хотелось… Марат сидел за столом и тупо смотрел в слезящееся от дождя окно. Тоска медленно и неотвратимо разъедала душу. Как кислота.

Городок наш… ничево…

Населенье… таково…

В общем, скучно, братцы, скучно в наших тмутараканях вдали от огней большого города. Прав, однако, Антон Антоныч, всем известный городничий: отсюда хоть три года скачи, – ни до какого государства не доскачешь. Всюду безрадостная действительность, бездорожье, безденежье, почти повальное пьянство да тоска, всеми тремя вышеназванными «б» вызванная.