В конце лета прошлого года, мы с Юркой Зуевым где-то за сараями нашли колесо от велосипеда и с помощью крючковатой палки гоняли его по двору. Оно с грохотом катится, а мы бежим наперегонки, подталкиваем его палкой, и так нам это кажется здорово. Панас завистливо бегает рядом, но подгонять колесо мы ему не даём.
– А я? – заныл он. – Я тоже хочу!
– А ты его у нас купи, – Юрка остановился и поднял колесо за обод. – Гля, какое.
– Сейчас! – обрадовался Сашка и скрылся в подъезде.
Юрка довольно потирал руки.
– Откуда у него могут быть деньги? – засомневался я.
– Найдет. – Панасенко уже бежал к нам. Он сунул что-то Зуеву в ладонь, схватил колесо, которое просто вывалилось из Юркиной руки и, весело насвистывая, покатил его по асфальту.
– Ни-фи-га себе! – в ладони моего приятеля синела пятирублёвая купюра.
– Он, наверное, у матери из шифоньера стащил! – вспоминая своё похождение, предположил я, и как потом оказалось – точно предположил.
– Клёво! – Юрка даже заплясал от радости.
– Юр, надо отдать. Мамаша, как пить дать, хватится.
– Да ладно! Скажем, не знаем ничего, и дело с концом. Пошли, разменяем и поделим.
Побежали в промтоварный. Я давно хотел приобрести фонарик, который стоил как раз 2 руб. 50 коп. Купили, сдачу Юрка забрал себе. Счастью не было предела. Дома сказал, что деньги накопил, недоедая и недопивая в школьном буфете. Вопросов не возникло.
Вечером звонок. На пороге Панасенки: мама и сын. Сашка жмется в прихожке, мамаша сразу наехала на родителей.
– Это что же такое! Выудил у ребенка деньги за какое-то сраное велосипедное колесо!
– Как понять, выудил? – батя сидит на диване, рядом с ним мой ныне покойный братишка Андрюшка, светит мне в лицо купленным мною фонариком.
– Я полезла в шифоньер за деньгами, а там не хватает. Оказывается, ваш хулиган заставил моего наивного ребёнка купить у него старое велосипедное колесо.
– Саш, ты мне деньги давал? – обратился я к Панасу. Тот молчал. – Он мне деньги не давал.
– А кому же давал?
– У него и спрашивайте, кому он давал.
Я никак не мог понять, почему Панасенко, когда его справедливо прижали, свалил всё на меня и ничего не сказал про Юрку, который в действительности был инициатором купли-продажи пресловутого колеса. Всё стало ясно позже, когда Панас, не выдержав материнского давления, заплакал и пропищал срывающимся голосом
– Юре Зуеву давал.
Мамаша его тут же осеклась, словно поперхнувшись, и соседи, не извинившись, ретировались в подъезд. Как это ни странно, на второй этаж, где проживал Зуев, она подниматься не стала, а направилась прямым ходом в собственную квартиру, исчезнув за громко хлопнувшей дверью.
– Ты все понял? – поинтересовался отец, отбирая у Андрюхи фонарик.
– Нет!
– Кто у Зуева отец?
– Не знаю.
– У Зуева отец – начальник отдела, подполковник. Кто твой отец?
Я промолчал.
– Вот так вот.
Так я впервые столкнулся с вопросами социального неравенства и это меня дико возмутило. Как так? Мы живем в Советской стране, где все равны, и вдруг кастовые различия, как в индийских фильмах! Папа Сашки Панасенко был прапорщик, так же, как и мой, а это даже не офицер. Поэтому его мать побоялась идти жаловаться Зуеву старшему на Зуева младшего, чтобы потом это как-нибудь не отразилось на службе Панасенко-папы.
И вот, спустя год, опять Панасенко. Мне пришлось рассказать маме всё, точнее, почти всё, заменив слово «шалаш» словом «штаб», начиная с того, как мы принимали клятву и до того, как мы оставили в лесу хныкающего Панаса.
