Алексей оказался вблизи дачи с небольшой группой представителей Совета и Исполкома. Опасаясь выстрелов из особняка, они вместе с прокурором Бессарабовым подошли к дверям особняка. Им открыли двери вооруженные пистолетами и винтовками люди в темном.
– Кто такие и зачем пожаловали? – спросили их на проходной.
– Я прокурор Бессарабов. Вот требование Исполкома, – протянул он бумагу с печатями. – Это решение осмотреть состояние дачи ее законных владельцев. Распорядитесь провести нас по помещениям дворца.
Бумага была принята. Вскоре явился представитель штаба анархистов.
– Можем пропустить только одного человека. Пусть это будете вы, товарищ прокурор.
– Эти люди – представители Советов. Они со мной, – прокурор указал на группу людей, среди которых был Алексей.
– Кроме вас никого не пропустим, – жестко ответил анархист.
Прокурор вынужден был согласиться после некоторой попытки доказать свое.
Прошло добрых полчаса, когда двери открылись, из них вышел Бессарабов. Он имел растерянный вид.
– Ну, что там? – спрашивали его нахлынувшие корреспонденты и депутаты. – Полный разгром? Склады бомб? Уголовники?
– Прокурор оглядел толпу и уверенно сказал:
– Не поверите, все в отличном порядке. Мебель цела, паркет не испорчен. В помещениях чисто.
– Невероятно. Так уж ничего и не испорчено? – слышались возгласы удивления.
– Ну, разве что вся дорогая мебель собрана в большом зале. Других нарушений я не заметил.
После этого посещения Правительство отложило выселение анархистов.
Глава двадцать девятая. Братание
В этот день, довольный встречей с самим главой Правительства, Василий Кириллович остался с ночевкой на передовой. Повезло с погодой. Было тепло и сухо. Настоящее лето. Ряды траншей и ходов сообщения протянулись на десятки километров, так что терялись за горизонтом. Хорошо были видны ряды колючей проволоки, разделявшие своих и чужих. Василий Кириллович рассматривал укрепленные стволами деревьев защитные сооружения передовой. Прапорщик Авдеев согласился быть его провожатым в окопной жизни. Всё осмотрев, они вошли в блиндаж, где из земли и досок были созданы столы и нары.
– Здесь даже уютно, – сказал Василий Кириллович, указывая на накрытые деревянными досками земляные скамейки и лежанки. За столом сидели молодые офицеры, обсуждая какие-то вопросы. Они замолчали, когда вошли посторонние.
– Познакомьтесь, Василий Кириллович. Это мои боевые друзья Виктор, Степан и Руслан, – представил Авдеев своего преподавателя сидевшим за столом. – Это мой наставник и воспитатель из военного училища Василий Кириллович, – с гордостью сказал офицерам прапорщик.
Все привстали, приветствуя капитана.
– Помогаете друг другу? – участливо спросил Василий.
– По-другому тут нельзя, – был ответ
– А как отношения с личным составом?
В ответ было неловкое молчание. Никто не брался отвечать. Наконец, один из офицеров сказал:
– Сейчас солнце сядет, и все увидите.
Летний вечер наступал медленно и лениво. Почти не было характерной для передовой ленивой перестрелки. Солдаты неторопливо передвигались по ходам сообщения. Несмотря на то, что многие не отдавали чести офицерам, ходили с расстегнутыми до нельзя пуговицами, да еще и ленивой походкой, замечания со стороны офицеров они получали редко.
Сумерки дали о себе знать, прежде всего, переливами гармошки. Гармонист совсем недалеко играл завлекательно, игриво. Это была какая-то озорная песня. Вскоре послышались и низкие звуки подпевавших солдат. Было понятно, что песни звучат назло начальству, назло надоевшему военному порядку.
