Училка взвизгнула и подскочила на месте подстреленным зайцем. Замерший было класс отмер и взревел, как лохнесское чудовище. Ржали все, кроме учительницы, визжавшей: «Что это?! Кто это сделал?!», Д., скорчившегося на своем стуле, и меня, сгорающей от стыда за всех нас.
Между тем бутылка, из которой вытекала моча, откатилась к доске и там замерла, демонстрируя предательские буквы на боку: Дэв. В нашем классе только у одного человека имя с них начинается, потому Симоне – так нашу датчанку зовут – не потребовалось много времени, чтобы вычислить виновника происшествия.
– Дэвид! – взвизгнула она, притопывая ногами – видимо, сомневалась, стоит ли отряхивать брюки с риском испачкать руки. – Это твое? – Носком туфли Симона брезгливо коснулась протекающей бутылки.
Повскакивавшие с мест одноклассники расступились, спины раздвинулись. Д. сидел, сгорбившись и завесившись волосами; его руки делали что-то под партой – оттуда доносились странные повторяющиеся щелчки.
– Дэвид! – Голос училки взлетел на октаву вверх – ей явно надоело дожидаться ответа.
Монстрик медленно кивнул. Датчанка перевела дыхание.
– Это ты бросил? – спросила она уже спокойнее.
Я глазам своим не поверила, когда Д. снова кивнул. Его судьба была решена – беднягу отправили в кабинет директора.
– Почему он признался?! – выпалила я, как только мне представилась возможность поговорить с Кэт. – Ладно, стучать не хотел, но мог бы ведь просто…
Я хотела сказать «промолчать», но вовремя сообразила, как бы нелепо это прозвучало.
– Гольфист – тупой аутист, – произнесла Катрина так, словно это само собой разумелось. – Разве ты не знала? Аутисты отстойнее даунов, даже соврать не могут.
И тут до меня дошло. Бутылка ведь действительно вылетела из руки Д. Выходит, он ее бросил. Монстрик просто сказал правду. И пострадал за нее.
Это открытие потрясло меня. Неужели Д. не может лгать? Неужели… его считают стукачом из-за этого?
– Когда вы работали в Рисскове, среди ваших пациентов не было Дэвида? Дэвида Винтермарка?
Мучивший меня вопрос я задала уже в дверях, не особенно надеясь на ответ. Марианна не имела права разглашать информацию о клиентах. Она сама заверила меня в этом перед началом сеанса – сразу после того как рассказала о своем образовании и профессиональном опыте, подтвердив слова Крис.
Визитка, которую протягивала мне психотерапевт, чуть заметно дрогнула.
– Дэвида направили на лечение в университетский центр в Рисскове? – Женщина покачала седеющими кудряшками. – Значит, он содержался в юношеском отделении судебной психиатрии. А я работала в клинике СДВГ. Корпус «У-два» – закрытый. Боюсь, мы с Дэвидом никак не могли пересечься.
Я кивнула и взяла визитку из пальцев с коротко остриженными, ухоженными ногтями.
– Я подумаю насчет еще одного сеанса. Спасибо вам. За все.
Моя рука уже легла на ручку двери, когда сзади донеслось:
– Чили, постойте.
Я медленно повернулась. Марианна задумчиво смотрела на меня, словно пыталась принять какое-то решение.
– Скажите, вам стало бы легче, если бы вы узнали, как проходила жизнь Дэвида в клинике?
Внутри меня вспыхнувшей спичкой зажглась надежда. Я, как никто, знала, насколько быстро может потухнуть этот огонек и насколько больно он обжигает, если вовремя не разжать пальцы.
– Да, – ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Намного легче.
Марианна слегка улыбнулась:
– Вы когда-нибудь бывали в психиатрической больнице?
