-терапевтов. Еще одним моим наставником стала Пэт Огден в Институте сенсорномоторной терапии.
Спасибо моим бережным редакторам – Патрику Фэю, Кортни Донельсон и Саре Грин из «Вокема».
Отдельно я хочу поблагодарить моего партнера в работе и жизни Джека Вольпи Ротонди. Муж помогал мне на этом долгом пути, наполняя каждую грань моей жизни любовью. Спасибо тебе!
Мне невероятно повезло – я училась у сильных и одаренных наставников. Если вы столкнетесь в этой книге с ошибками и неточностями, помните о том, что это лишь результат моих попыток постичь невероятно глубокий материал.
Пережитые травмы влияют как на разум, эмоции и установки, так и на тело. В момент угрозы жизни включается инстинкт самосохранения: мы бежим, скрываемся, прячемся, даем отпор или просто «сжимаемся в комок, пока все не закончится». Делаем все, что поможет нам выжить. Спустя время, разум понимает, что мы в безопасности, но тело все еще пребывает в боевой готовности. Реагируя на раздражители повседневной жизни, напоминающие о травме, тело инстинктивно повторяет то, что помогло нам выжить. Адаптивная реакция выживания превращается в симптом. Тело, которое воспользовалось инстинктами самосохранения, чтобы избежать удара, превращается в нашего врага, а не союзника. То, что помогло сохранить нашу физическую и психологическую целостность, через некоторое время перерастает в триггер симптомов посттравматического стресса (ван дер Колк, 1997; Огден, Митон и Пэйн, 2006). Состояние осложняет то, что тело и разум пережившего травму лучше функционирует под угрозой, чем в спокойных и мирных обстоятельствах. Современные технологии позволяют изучать реакцию мозга и нервной системы на стимулы. Исследователи выяснили, что нарративные воспоминания о травматических событиях связаны с интенсивным состоянием возбуждения вегетативной нервной системы (ван дер Колк и Фислер, 1995). Даже «мыслей о воспоминаниях» достаточно для того, чтобы нервная система воспринимала ситуацию так, как будто прошлое происходит в реальном времени. Проработка травмы с помощью нарративной терапии может усложниться, если рассказ о произошедшем вызывает напряженную реакцию, усугубляющую состояние клиента.
Человек, переживший травму, приходя на групповую или индивидуальную терапию, переживает другое потрясение. Нейробиологические и психологические последствия частого перевозбуждения нервной системы, эмоциональные паттерны и паттерны привязанности становятся привычными. Это начинает казаться ему «частью собственной личности». Человек начинает отождествлять себя с симптомом так сильно, что уже даже не может полностью вспомнить произошедшее травмирующее событие. Развиваются и другие проявления – отчаянные попытки справиться с травматическим опытом: селфхарм[1] и суицидальное настроение, стыд и ненависть к себе, изоляция, жертвенность, ревиктимизация[2] и зависимое поведение. Это разные способы регуляции нервной системы, которая находится в дисбалансе. Селфхарм и суицидальное поведение вызывают выбросы адреналина, усиливающие чувство спокойствия и контроля. Голодовка и переедание вызывают оцепенение. Изоляция дает возможность избегать раздражителей, связанных с травмой. Зависимое поведение помогает затормозить реакции, либо усилить возбуждение, или и то и другое одновременно.
Следуя традиционным психотерапевтическим моделям, при повторном переживании травмирующих чувств, подобные реакции на потрясения пройдут сами собой. Однако, клинический опыт и новые нейробиологические исследования говорят о другом. Человеческий разум и нервная система отвечают на напоминание об угрозе так, будто это настоящая угроза. Если только лобная доля не способна отличить настоящее от напоминания о прошлом.
