Читать онлайн Анатолий Райшев - Моё земное притяжение…



Редактор Людмила Анатольевна Косполова

Иллюстратор Юрий Григорьевич Гришкин

Дизайнер обложки Никита Анатольевич Райшев


© Анатолий Иванович Райшев, 2021

© Юрий Григорьевич Гришкин, иллюстрации, 2021

© Никита Анатольевич Райшев, дизайн обложки, 2021


ISBN 978-5-0053-3710-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мое земное притяжение

Аборигены всегда считали и считают, что от доброго отношения к Земле зависят их здоровье и благополучие. Они не допускают насилия над Природой, с раннего детства воспитывая уважительное отношение к ней. Отсутствует жадность, обман, все согласовывается с Совестью, все рассчитывается на Вечность. Притяжение Человека-Аборигена и Земли – очевидно…. чего, к сожалению, так не хватает современным цивилизованным людям…

У этого зверя множество имен иносказательных, название его – табу. На Казыме, например, его называют «Старик священного города», «Большой Вежакарский Бог», «Батюшко Дорогой». Ему поклоняются, его опасаются, его почитают, как родственника. Имя его – МЕДВЕДЬ.

Зверь этот имеет божественное происхождение, он – сын Нуми-Торума. Однажды, нарушив запрет отца, медведь вышел из дому и увидел внизу землю, покрытую лесами. Ему захотелось в лес, и отец в люльке на железной цепи спустил его на остров, где было много ягод черемухи и шиповника. На этот же остров по ягоды приплыли на лодках женщины, взявшие с собой девочку и мальчика в люльках. Медведь зарычал на женщин, те в ужасе убежали, оставив детей. Зверь сожрал девочку, но когда подошел к колыбели с мальчиком, появились охотники с собаками. Зверь, обстрелянный из лука, раненый рогатиной и топором, умер «великой смертью медведя». По сути, он нарушил заповеди отца – следить за порядком на Земле и не причинять людям вреда, и с тех пор Охотникам был снят запрет на его убиение.

Медведю приписывается много разных способностей, например, охранять человека от болезней, разрешать споры между людьми, подгонять лося к самострелу. Медвежью вечёрку, поминки – ханты обязательно справляли раньше над каждым убитым медведем. Эти обряды и сейчас проводятся аборигенами, но только в том случае, если «братец» не оказался «нечистым», то есть виновником гибели человека.

У аборигенов развит культ медведя. В прошлом каждая хантыйская семья хранила в доме медвежий череп.

Охотники никогда не говорят: «Пойдем на охоту на медведя». Не произносят: «убить медведя», «снять с него шкуру». Они говорят о Нем уважительно: «Пойдем к Нему в гости, будем снимать с Него Шубу». Нельзя Его ругать без причины и плохо думать о Нем тоже нельзя.

После добычи медведя проводится сакральный ритуал – Медвежьи игрища, которые, по сути, являются обрядом извинения перед Ним, своеобразной помощью перехода Его в иной мир.

В конце семидесятых и я был участником такого обряда. 22 декабря 1977 года мы с Иваном Семёновичем Сопочиным и его сыновьями на двух оленьих упряжках ездили в гости к Нему, снимали Ему Шубу. Что этому предшествовало, как я оказался на этой охоте, как всё происходило, почему я тогда остался жив, какие мне были даны предсказания и как они сбывались – об этом и рассказ.

Стройка на стойбище

После службы в Советской Армии я два года работал с Сургутском районе на строительстве нефтеперекачивающей станции (НПС) «Катесовский Ёган», потом на компрессорной станции «Приобская» (КС-4) – на строящемся газопроводе «Уренгой-Челябинск». В августе 1977 года нашу бригаду СУ-6 треста «Сургутнефтепромстрой» перебросили на вертолете с КС-4 на КС-2 – с юга на север Сургутского района и высадили на обжитую аборигенами территорию.

Это было стойбище семьи Ивана Семеновича Сопочина – жена, четверо детей. В те годы и понятий не было согласовывать все свои действия с хозяевами стойбищ – начальству понравилось очищенное от леса, относительно высокое, не болотистое, песчаное место, решили – здесь будет база, поселок строителей компрессорной станции! А станция по проекту – в километре от стойбища.

Семья аборигенов-первожителей вынуждена была иммигрировать – перебираться вместе со своим скарбом на новое место. А здесь у них были жилые постройки с лабазами, и жили они в деревянных традиционных домиках. Они переехали километров за сорок от обжитого угла. Потом я не раз бывал там – место, конечно, далеко не лучше Орт-Ягуна. Так называлось стойбище, занятое промышленниками. Так стала называться и строящаяся компрессорная станция – «Орт-Ягунская».

Рядом строилась железная дорога «Сургут-Ноябрьский» (точнее, она называлась «Ульт-Ягун – Новый Уренгой»). В восемнадцати километрах от нашей базы находилась строящаяся железнодорожная станция «Когалым» – это был вагон-городок с несколькими барачного типа общежитиями. Но был там небольшой продуктовый магазинчик, и мы туда ездили за продуктами на вездеходной технике – ГТТ, АТС. Ездил за продуктами для бригады, как правило, я – для меня это была хорошая возможность, хоть не на долго, но побыть охотником. Я никогда на этой технике не сидел в кабине, всегда – на кабине с ружьем и всегда, в каждую такую поездку что-нибудь да добывал. А однажды даже на «Урагане» ездил, сидя верхом на кабине, с ружьем, на железнодорожную станцию «Когалым». Но кто бы мог подумать?! Тогда я подстрелил кополуху (глухарку), и добычу отдал механикам-водителям этой грозной техники.

Зимы в те годы были еще по-настоящему сибирские. В октябре уже были морозы под -35. Жили мы, почти до Нового Года, в армейских палатках. От обычных туристических палаток отличались они только размерами – в палатке устанавливали семнадцать кроватей, две печки-буржуйки, дежурный всю ночь топил их. Спали в спальных мешках из верблюжьей шерсти. Забирались в спальники, хоть и не в ватниках, но в верхней одежде.

Где-то в октябре месяце меня переманили работать в монтажную бригаду. Я перешел из комплексной бригады в монтажники – это соответствовало моей специальности, здесь я уже стал газоэлектросварщиком.

Игорь, бригадир – ушлый мужичок, где-то на газопроводе нашел брошенные вагончики, трактором притащил их на базу, и мы первыми переселились из палаток в них.

Столовой на базе еще не было, бригады сами варили себе. Но питание было крайне однообразное, опостылое – ели, в основном, тушёнку. Даже в вагончиках сидели не на стульях, которых еще не было, а на ящиках с этой консервой. Мне приходилось ее закупать на станции «Когалым», там же брали всякие супы в пакетах, какие-то незамысловатые консервы. Ни картошки, ни других свежих овощей не было.

Друг мой Левка

Я был увлечен охотой. По возможности бегал за территорию базы, что-нибудь да добывал. Бригадир наш был кулинаром по образованию. Даже когда-то, по его рассказам, работал шеф-поваром в ресторане в поселке Игрим в Березовском районе – на моей родине.

Готовил он из добытой мною дичи отменные блюда, не ресторанные, конечно, но всё равно было очень вкусно. Все в бригаде, а нас было человек четырнадцать, говорили: «Ты, Толик, иди на охоту – на работе и без тебя справимся! Ты побольше дичи добывай!» «Как это так? Не работать – получать зарплату!?» – я не соглашался.

Потом предложил свой вариант – все согласились: с утра, да и днем – я на охоте (в основном, добывал куропаток, косачей, белок, зайцев), а вечером – на КС, где мне был подготовлен фронт работ. Строили мы тогда свайное основание компрессорной станции. Для меня прихватывали электросваркой металлические детали, а я с вечера и до двенадцати ночи проваривал эти конструкции.

Еще летом, на НПС, я подобрал щенка западно-сибирской лайки. Назвал кобелька Лёвкой. Он на самом деле походил на льва – рыжий, богатая шерсть, гривастый! Чей он был – не знаю. Наверное, был бесхозным. Но кто-то его кормил, он был чист и шибко уж пах одеколоном. Кто его обмазывал и зачем – не понятно. Я его промыл, прикормил и он стал лучшим моим Другом.


Зима 1977 года. Работники компрессорной станции. В центре – Ху@гага, по имени его никогда и никто не называл (редкая кличка!). Рядом я, как обычно, с неразлучным другом Левкой.


Левка был со мной везде. Ночью спал под моей кроватью в вагончике. Куда бы я не пошел, он, как истинный друг, брал кисть моей руки своими зубами, ему неудобно, голова закинута назад и чуть на бок, но всё равно он так и шел, держась за мою руку.

Сваривал я в темное время суток. Левка где-нибудь приспосабливался, ложился, смотрел в мою сторону и ждал окончания работ. Что такое смотреть на электросварку – все знают, у нас это называется «нахвататься зайчиков». Поймал несколько таких «зайчиков» – будешь маяться «песком» в глазах, истекать слезами и не спать несколько ночей.

Я переживал за Левку, пытался его отогнать – ни в какую, всё равно придет, ляжет и будет смотреть на мою работу. Но что интересно, а для меня и до сих пор не понятно – не было у него никаких глазных болезней от электросварки, не нахватывался он этих «зайчиков»!

Днем, на охоте я добывал, кроме прочей дичи, и по несколько белок. В вагончике снимал с них шкурки, вывешивал на просушку. Как-то Игорь, бригадир, решил приготовить блюдо из тушек белок – ну, какое это оказалось объедение! Сроду не едали!

Всё! Теперь все тушки шли на деликатесы. Но я никогда и никому из бригады не показывал процесс снятия шкурки – у белки всегда было много блох! И если бы бригада увидела их, то точно забрезговала бы потреблять эти деликатесы.

Орт-Ягун – это название речки, у которой располагалось стойбище Сопочиных, а теперь мы – строители КС-2. Зимой на охоту я всегда ходил по её льду. Север Сургутского района отличен от юга района. Если на юге района мне было трудно найти какую-либо речку или озеро (кругом густой урман, к тому же, в те времена все карты были засекречены), то здесь озера располагались сплошняком. Вся территория была в болотах, озерах. Высокоствольных лесов практически не было. Это была уже лесотундра. Только вдоль речек был негустой, угнетенный хвойный лес, березняк, ивняк, и только здесь я добывал косачей, куропаток, белок, а петлями ловил зайцев.

В один из дней я довольно-таки далеко уперся вверх по Орт-Ягуну. И вдруг выхожу на место обитания большого семейства выдры. Весь лед речки был исполосован их тропами – они бегали от лунки к лунке, норы были и на кромке берега. Вокруг лунок на речке были рыбьи пояди, какашки, а запах стоял крутой – типичный запах испражнений животных, которые едят только рыбу. Запашок далеко не из приятных. Вдруг мой Лёвка начал яростно кого-то облаивать. Обхожу поворотик речки – Лёвка лает в очередную нору у берега. Причем, он подскакивает – отскакивает от норы. А оттуда с шипящим вяканьем вылетает-залетает морда выдры. Вот так они оба друг на друга лают, шипят, подскакивают-отскакивают. Выдра только нюшку своей мордочки и только на мгновение кажет из норы – она защищает свое семейство от каких-то неизвестных ей пришельцев, которые так агрессивно себя ведут на её территории. Я направляю стволы ружья в нору, но в кого и как стрелять, если выдра только на доли секунды резко высовывает часть своей мордашки? Я рассчитываю, думаю нажать на курок перед очередным и равновременным её появлением – так и делаю – нажимаю на курок, стреляю, но… но… её не видно! Не побоялся – оголил руку и засунул её в нору, точнее, в воду норы. Никого не нащупал. Расстроился. Значит, неправильно рассчитал её появление.