– Это потому что мои методы предъявления неадекватны, – хихикаю и самоиронизирую. Читающий без труда на латыни, опускает глаза к монитору ноутбука.
– Прогрузил. Готовы к старту?
– М? – О ком речь?
– Мурашки, или как ты их там называла?
– Не-не-не. Я же сказала, музыка для меня— это личное.
– Отлично. Для меня тоже.
– Я не стану обсуждать…
– What I've felt, what I've known, turn the pages, turn the stone behind the door, should I open it for you? Or are you unforgiven too? (Что я почувствовал, что я узнал, переверни страницы, открой завесу за дверью, должен ли я открыть ее для тебя? Или ты тоже непрощённая?).
Он прервал меня, хрипловато напевая хорошо-знакомую мне песню. От его нашёптывания, всего за пару строк успеваю растаять, как зефир на костре. Откуда он знает о моём плей-листе вообще?!
Пока, поражённая красотой его-моего голоса, пребываю в состоянии аффекта, Остин в наглую включает загруженную мелодию на ноутбуке. Очень гармоничная и красивая, но, увы, она не вызывает во мне никакого отклика. Приятный мотив, но без души.
– Что скажешь? – Мне вообще не хочется обсуждать музыку с ним. Но ещё сильнее не хочется обидеть или задеть самолюбие музыканта. И хотя он явно – тот самый независимый от обид человек, ведь люди его совершенно не интересуют, все же первая моя мысль – похвалить. Но вторая мысль – не врать. – Только честно, – спокойно добавляет. Тону в его глазах. Это трудно. Труднее, чем кажется. Правда. Ненавижу правду. – Есть мурашки?
– Нет, – шёпотом выдавливаю из себя правду.
– Совсем?
– Мелодия очень красивая, но…
– Значит, нет мурашек?
–
Не-а. – Остин не расстраивается. – Слушай, я ведь даже не разбираюсь в музыке…
Не дожидаясь конца моей реплики, включает следующую композицию.
– А эта? – Ударные навязчивые, однако в целом песня крутая. – Что, тоже нет? – Отрицательно качаю головой и морщу нос. – Ладно. А вот эта? – Парень не особо напрягается, вижу лишь его заинтригованность моими безмурашечными реакциями. Ему любопытно.
И снова звучит музыка. Динамичная. Но, мурашек нет. Вся проблема в том, что мелодии не рождают во мне картин. Не задают образы. Остин молча и очень внимательно наблюдает за мной. Начинает хмуриться.
– Мелодии правда очень красивые. Не знаю, может быть сегодня я просто не в настроении для мурашек. Атмосфера ведь тоже… – Опять не дослушивает.
– Попробуем эту.
Пялюсь на его кеды.
Снова звучит очередная мелодия, и опять что-то не то. Мелодийная пытка начинает утомлять и раздражать. И, судя по всему, не только меня. Все эти композиции красивые, но как-то не трогают. Лично мне не хватает в них образности. Не чувствую в них энергии. Нет смысла. Нет магнетизма. Расстраиваюсь из-за понимания, что та самая песня – всего лишь удачная случайность в его творчестве, и что больше О. Эймс, очевидно, не способен создать нечто столь же прекрасное. Эта песня… Ведь я успела безоглядно полюбить её, она проникла в меня на клеточном уровне каждой своей нотой. На меня огромным цунами накатывает разочарование и смывает почву из под ног. Неужели он вроде актёра одной роли – композитор одной песни? Неужели я его выдумала и в свою выдумку сама же уверовала?
Звучит ещё несколько коротких набросков.
– Ну, что?
Вздыхаю. Тяну время. Не хочется говорить правду. Но он смотрит и ждёт ответа.
– Нет. Не цепляют. Прости. – Качаю головой, мне так плохо сейчас. В добавок ещё и парень хмурится.
