Нащупав свободной рукой по-прежнему торчавший из бока зверя обломок копья, неандерталец изо всех сил вогнал его как можно глубже в плоть хищника. Тигр взревел, изогнулся и отскочил в сторону, выпустив человека из-под своего натиска. Тяжело дыша и хрипя, разрезая ладони об острые камни, человек пополз прочь от зверя к воде. Но в воде не было для него спасения, ведь пещерный человек не умел плавать. Тигр тем временем, плотно прижав к голове уши, глухо рыча и припадая от боли на переднюю лапу, стал медленно подступать к обессилевшей добыче. Борьба человеком была проиграна, и ему не оставалось ничего другого, как только зажмурить глаза и покорно принять свою судьбу, как вдруг где-то за спиной тигра на склоне раздалось громкое улюлюканье десятка низких голосов, а в следующую секунду в зверя полетели камни и копья. Один булыжник угодил тигру в спину, а вслед за ним копье полоснуло его по бедру. Хрипло взвизгнув и ощерив напоследок свои грозные клыки в сторону приближавшихся людей, тигр стремительно поскакал на трех здоровых лапах вдоль русла реки, подальше от места сражения. Дикий охотник принял свое поражение, а очень вовремя вернувшие себе вместе со своим оружием мужество древние люди быстро приближались к своему вожаку.
А распластавшийся на берегу реки человек, побывавший в этот день и в роли охотника, и в шкуре добычи, уронил голову на острую гальку и зашелся не то рыданиями, не то диким смехом.
Языки пламени от зажженных по периметру поляны костров танцевали под черным ночным небом свой удивительный танец, отбрасывая причудливые тени к центру поляны, где странный человек, называвший себя шаманом, проводил свой диковинный ритуал. Он был одет в плотную меховую жилетку, сшитую, по всей видимости, из медвежьей шкуры. Жилетка эта доходила ему до середины бедра и была туго перехвачена толстой бечевкой на талии. К веревке были прикреплены различные, необходимые для проведения ритуала, предметы – от высушенной вороньей лапы до продолговатого чехла из сыромятной кожи, из которого торчала гладко отшлифованная деревянная рукоять, по всей видимости, ритуального кинжала. Рукоять эта была бурого цвета, на ней виднелись какие-то вырезанные символы. Подобные символы, нанесенные углем на белую кожу, покрывали практически все открытые участки тела шамана, за исключением его лица. Запястья рук шамана были опутаны множеством заплетенных в косички веревок, оканчивавшихся небольшими кисточками, ожерельями из металлических колец и каких-то отшлифованных в виде колец и неотшлифованных камней различной геометрической формы и мелких косточек, тряпичных и кожаных повязок, среди которых была видна даже одна, довольно длинная, сплетенная, похоже, из человеческих волос цвета воронова крыла, с нанизанными на нее бусинами. Все это убранство доходило шаману практически до локтей. На шее у него висели длинные и тяжелые бусы, на которых темные медвежьи когти перемежались с деревянными плашками с вырезанными на них руническими символами. Все предметы, соударяясь друг о друга, сильно гремели при каждом, даже незначительном движении шамана, наполняя воздух вокруг него таинственными и пугающими звуками. Грубое и обветренное лицо шамана сильно раскраснелось – то ли от усердной пляски перед огнем, то ли от выпитого ритуального эликсира, периодически подносимого ему в каменной чаше одним из его многочисленных помощников. Восполнив силы из ритуальной чаши, шаман продолжал свой космический танец, раз за разом дерганными и угловатыми движениями обходя по периметру поляну и негромко бубня какие-то заклинания на древнем языке, с каждым кругом все больше приближая себя к состоянию измененного сознания. А вокруг поляны, на границе света, отбрасываемого пламенем костров, разведенных меж ритуальных камней, увитых древними рунами, жалось друг к другу полсотни мужчин и женщин – соплеменников шамана. При каждом его приближении они начинали взволнованно улюлюкать и перешептываться между собой, и, таким образом, вслед за шаманом вокруг поляны следовала звуковая волна человеческих голосов, будто сами духи леса сопровождали его путь.
