Мои Каракумы. Записки гидростроителя - страница 6
Сначала я отнекивался, а потом, совершенно загипнотизированный их трепом, стал стаскивать сапоги и штаны. На виду у всей честной компании я сунулся в воду… Это был лед, только текучий! Но отступать не было никакой возможности, и я пошел. Протока была шириной метров шесть. Почему я вообразил, что мне могут помешать только штаны, неизвестно. С каждым шагом я погружался всё больше, вот уже задрал весь верхний комплект – майка, рубашка, куртка-бобочка по тогдашней моде. Увы! На тот берег я вышел без единой сухой нитки. Под моими босыми ногами похрустывал ледок, какие-то бадылки, веточки, камыш. Это воспринималось только на слух, я уже абсолютно ничего не чувствовал ногами. Конечно, там никакой утки не было. Тут мне вспомнилось, что подранки ныряют и цепляются под водой за камыш. Откуда запал этот бред в мою голову – не знаю, но я продолжал ощупывать лужу, где не только утка, но и воробей не смог бы укрыться. Обратно двигаться было проще, потому, что ног под собой я совершенно не чувствовал. В домике я сбросил с себя все мокрое, растерся и прыгнул под одеяло. Мне заботливо налили полный стакан водки. Обмывание удачно совместилось с лечебной процедурой. Наутро я проснулся сухой и здоровый.
А те два друга еще и не такие «хохмы» устраивали в Карамет-Ниязе. Жаль, не помню их имена. Один потом работал механиком в мехмастерских.
Завершение изысканий
Время шло, и вот в одно совсем не прекрасное утро мы высунулись наружу – всё бело, выпал снег! И это в конце октября, как потом стало ясно за много лет жизни в Туркмении – явление исключительное. Все скисли, а главное, у Г.В. нет ничего теплого. Наши сапоги и телогрейки на него просто не налазили. Единственное спасение – одеяло. Больно было смотреть, как этот мужественный старик по-бабьи кутался в одеяло. И сворачиваться невозможно, осталось совсем немного работы. Наши пацаны-реечники тоже забузили, из постелей не вылазят. А тут еще наш приблатненный мужичок-повар почуял слабину и сразу показал свои поганые коготки: дров нет, готовить ничего не буду! Короче, давай, начальник, расчет, по такой собачьей погоде работать не будем!
Так прошел короткий день, стали соображать, как сматывать удочки. Но ведь работу не кончили, стыдно. Кое-как переночевали, а утром я обозлился, ворвался к ребятам, подбросил в мангал дровишек, с шутками растормошил пацанов, собрал на двоих у кого обувочку поприличнее, у кого куртку, шапку. В общем, снарядил двоих – и айда! На ходу и теплее вроде стало, пацаны мои повеселели. Тут и солнышко выглянуло, дело пошло даже шустрее, чем обычно. А когда мы с работы вернулись и чтоб нам «пожрать» не было готово, это уж и наш проходимец повар сообразил – нельзя. Очень кстати для Г.В. прислали с попуткой какую-то безразмерную телогрейку, и жизнь пошла! Пацаны мои уже стали проситься в поле – там веселее, весь день в движении, киснуть некогда. Вечером тебя встречают как работника, за стол зовут.
Под занавес случилось со мной ещё одно происшествие. По относительно ровной местности мы за день проходили с нивелировкой километров шесть и возвращались к дому другим путем, чем шли туда. Вот возвращаемся – бац! – поперек узкая межгрядовая лощина затоплена водой и ледок стоит. Конца-краю не видать, обходить неохота, а лагерь наш по прямой вот он, километра три. Я командую своей легкой кавалерии: по одному, бегом, марш! Они одним духом по льду на том берегу очутились, прыгают, гогочут, меня зовут. Пока я место удобное выбирал, они костер развели. Побежал я как на коньках, но вес-то у меня побольше, лед прогибается, трещит. Но держит. Так и обошлось бы, наверное, да попалась на пути какая-то тростинка отдельная. Её ветром теребило и вокруг колечко не замерзло. Вот оно-то меня и подвело, от него лед треснул, пришлось метров пятнадцать выбираться по пояс в ледяном крошеве. Хорошо – не глубже. Немедленно все с себя долой, кое-как выжал, сунул мокрый зад к костру. Вижу, толку не будет. Скорее натянул все на себя обратно: ну, пацаны, догоняйте! Да как врезал! Сначала ужасно тесно было, а когда к домикам подбегал, от меня аж пар клубами валил. Затем – лечебная процедура по известному уже рецепту. Назавтра хоть бы насморк!