Сеня с радостным нетерпением шагнул к нему, потерял туфлю и чуть не упал, Ля Гуш метнулся к нему, поддержал, кивнул слуге, тот подобрал туфлю и снова надел Сене на ногу.
«Хоть бы во время коронации так не опозориться», – подумал Сеня. И посмотрел наконец на себя в зеркало.
Он увидел коротышку, который тонул в ворохе одежды. Он понял, почему камзол был такой удобный – он был шире самого Сени раза в два. Голова Сени выглядывала из всего этого пышного бело-парчового великолепия, как голова цыпленка из скорлупы. Жалкая маленькая белобрысая голова на тонкой шее. И Сеня еще воображал себя величественным! И его поза – он встал, подбоченившись и выпятив грудь – была совершенно смешной и нелепой.
Ля Гуш, похоже, все понял по выражению Сениного лица и сказал:
– Это еще не все, Ваше Величество!
«Неужели?» – мрачно подумал Сеня, но ничего не сказал, а послушно уселся за небольшой туалетный столик и позволил накинуть себе на плечи простыню.
В кожу его лица втерли какой-то крем, потом лицо посыпали розовой-прерозовой пудрой, потом на голову надели белый кучерявый парик, так что Сеня стал похож на Мальвину. Потом опять посыпали пудрой – уже золотой, и уже вместе с париком. И побрызгали ужасно душистыми духами – так что Сеня, старавшийся не вдохнуть пудру, сейчас все же расчихался.
– Великолепно! – с восхищением сказал Ля Гуш, глядя в зеркало.
Сеня ничего великолепного не видел и надеялся только, что коронация –это единственный день, когда королю положено пудриться.
А потом слуга принес ту деталь парадного туалета, что привела Сеню в восторг – и это была шпага.
На Сеню надели портупею – широкую замшевую ленту накинули на правое плечо, она пересекала грудь наискосок, и у левого бедра к ней привесили шпагу. То есть ножны.
Когда дико обрадованный Сеня схватился за золотой витой эфес, и вытащил шпагу, оказалось, что шпаги, как таковой, и нет. Есть всего сантиметров пятнадцать клинка.
– Кхм, – смущенно кашлянул Ля Гуш, – вы не вынимайте ее, Ваше Величество. Вы же не на войну идете и не на дуэль.
– Ну да, – огорченно пробормотал Сеня, засовывая шпагу обратно.
В общем, нужно было только не снимать камзол, не терять туфли, не вынимать шпагу – и все будет отлично.
От волнения и от смущения, что ли, но Сеня почувстовал зверский голод, и вспомнил, что он давным-давно не ел.
– Знаете, – робко сказал он Ля Гушу, – я что-то немного проголодался…
– Разумеется! – огорченно сказал Ля Гуш. – И как я сам не подумал!
Он свирепо поглядел на слуг и крикнул:
– Ча-ю королю!
Три человека тут же сорвались с места и убежали.
Ля Гуш вынул из кармана часы, сказал:
– Не волнуйтесь, Ваше Величество, мы успеваем!
– А сколько сейчас? – спросил Сеня.
– Без двадцати пяти шесть, – ответил Ля Гуш немного нервно.
– А коронация – здесь же, во дворце? – осведомился Сеня.
– Да, – кивнул Ля Гуш вежливо, – в парадной зале. Она на первом этаже.
– Значит, идти недалеко, – улыбнулся Сеня. – Успеем.
– Да, – сказал Ля Гуш, – недалеко. Минут за пять дойдем. Хотя учитывая м-м-м… туфли…
Да, в этих туфлях кросс Сеня не побежал бы.
Ля Гуш стоял и постукивал башмаком по полу. Сеня стоял и теребил эфес шпаги, чувствуя неловкость, что так обеспокоил людей. Он хотел было сказать, что обойдется и без чая, как в дверях появились слуги. Один нес поднос с шоколадными пирожными, а другой – поднос с чайником, чашками и прочей посудой.
– Садитесь, садитесь, Ваше Величество, – проговорил Ля Гуш.
