Мои невероятные друзья – птицы - страница 15

Лето шло своим нерушимым порядком. Сад взрослел, становился солиднее и строже. Гладиолусы последним радужным салютом вскинули к небесам свои яркие накрахмаленные жабо. И уже безучастными, полными предчувствий угасания карими глазами смотрел на уходящее лето гелениум «осенняя серенада». Зарозовели, распустились цветочки в крупных соцветиях очитка видного, всё лето пребывавших зелёными, словно не решаясь раскрыть свою прелесть. Почуяв призывный запах, предвкушая нектарное пиршество, над пышными подушками закружили пчёлы и осы. Полянка с этим устойчивым к засухе седумом сразу сделалась центром притяжения всех взглядов в саду. И будет оставаться им до зимы – семенные коробочки очитков тоже радуют глаз. Я даже не срезаю побеги очитка до ранней весны.

Растёт здесь и парочка сортовых разновидностей очитка – пестролистный и краснолистный. У пёстрого цветы и листья гораздо светлее. Посаженные рядом, они создают очень интересную интригу в цветочном соперничестве садовых культиваров. Конец лета – время серьёзных цветов, да, жизнерадостных, улыбчивых, словно лучезарные телеведущие, но уже не разудалых, готовых на всё юных весенних безумцев.

Июльский певец

Над садом переливался нежный мелодичный птичий перезвон, словно сотни маленьких драгоценных колокольчиков несли с неба на землю благовест наступившего счастья. Неизвестно, откуда прилетели июльские возлюбленные, но вскоре вслед за ними подтянулись их многочисленные родственники. К саду прибилась целая стайка, особей более пятидесяти. Они расселились вокруг моего сада, отдыхали, кормились. И поджидали, когда подрастут птенцы той единственной из стаи пары, которая решилась на героический поступок – третий в году выводок. Никогда впоследствии такого числа реполовов около моей фазенды не собиралось. Таким оказался для меня второй подарок от года первого знакомства с певчими – поразить так, чтоб докатило до самого-самого нутра. Постоянно над головой слышалось их негромкое ласковое постанывание, издаваемое во время перелётов с места на место. Как правило, птиц сначала можно было услышать, а потом уже отыскать взглядом. Душа улетала вслед за певцами, забывая, что её носитель должен промышлять земным, например, рассаживать облепленные детками шершавые розетки молодил, которых любители альпийских горок романтично называют каменной розой.

Излюбленным местом птичьих посиделок стали провода, протянутые вдоль садовой улицы, как раз напротив моего сада. Один раз, когда я подобрался к птичкам и уже изготовился к съёмке, на улице показались ещё какие-то люди, бредущие от электрички поливать свои экологически безупречные томаты. Такого нашествия посторонних птичьи нервы не выдержали, и пташки под лихорадочное щёлканье затвора моего аппарата начали дружно слетать с проволочного насеста. В суматохе некоторые птицы сумели сфотографироваться очень удачно, продемонстрировав характерный окрас, красоту и изящество полностью раскрытого оперения. Тогда-то я окончательно уверился в видовой принадлежности своих пернатых гостей. Это, несомненно, были коноплянки, хотя первоначально, по неопытности, я выбирал между ними и такой же красногрудой чечёткой.

Каждый приезд в сад начинался с одной и той же мизансцены. Меня встречали усеянные крошечными тельцами провода, похожие на нотный стан с записанной на нём и одновременно звучащей любимой мелодией коноплянок. Ангельские голоса напоминали пение облачённого в целомудренные белоснежные одежды женского хора в парижской базилике Сакре-Кёр на Монмартре во время моего первого тура в Европу. Молодые высокие голоса монашек, облагороженные идеальной акустикой храма, распахивали сердца слушателей навстречу благоговению и любви, как, собственно, и положено в храме.