Мои невероятные друзья – птицы - страница 17

Но и у дождливой погоды, как у медали, есть оборотная сторона – грибов в пойменных лесах, в лесополосах хоть косой коси, с одного овражка можно набить багажник автомобиля. Получается не сбор грибов удовольствия ради, а добровольная индустриальная повинность, ибо переработать массу грибов – труд немалый.

По ощущениям, ненастье должно было затянуться. Я решил загрузить в машину наспех собранный урожай и, не дожидаясь, когда дороги развезёт, вернуться в город. Но, к счастью, небо с наветренной стороны просветлело. Довольно сильный ветер обещал, что погода одумается, вернётся в лоно прогноза метеоцентра. И я рискнул остаться. Никаких намёков на обитаемость воздушного пространства над садом не было. Птицы разлетались: кто на юга, кто в турне по окрестным лугам да полям.

Пришлось заняться уборкой сада, приготовлениями к зиме. Небосвод постепенно очистился. Первой садовую навигацию открыла сорока, потом я заметил стайку, разместившуюся в вишарнике, и решил её сфотографировать, но подпустили меня на расстояние приличного фотовыстрела только две пичуги, остальные, отыграв привычную флейтовую композицию, сорвались в очередной тренировочный облёт территории. Осталась моя любимая пара коноплянок. Смотреть на них было больно. Птицы линяли и, видимо, чувствовали себя неважно. Самец с взъерошенным пухом на груди и животе сидел прямо, почти без движений, нахохлившись, отчего голова сделалась маленькой, а грудь, наоборот, неестественно великой, и напоминал глубокого старика, этакого грузного и угловатого Жана Габена последних лет жизни.

Самочка хоть и была совершенно растрёпанная, но выглядела вполне бодрой. Они по-прежнему держались вместе. Грусть моя усугублялась тем, что я понимал: следующим нашим рандеву случиться не суждено. Скоро линька завершится, и отличить моих квартирантов от прочих их родственников будет невозможно.

Я сочувствовал коноплянкам, но никто вокруг не замечал их затруднений: переболеют и поправятся, обычное дело. Казалось, что осеннее солнце искрилось золотистыми звёздочками в цветах лапчатки кустарниковой, которая в очередной раз за лето накинула на себя роскошную мантилью, расшитую яркими чистыми соцветиями. Из всех декоративных кустарников она, пожалуй, самая цветущая. Мне почему-то никак не удаётся посчитать, сколько раз за лето она покрывается золотистым убором. Но нужно соблюдать условие: обязательно обрывать отцветшие соцветия, чтобы растение не тратило силы на семена.

Пришло время, когда дневная температура впервые опустилась к нулевой отметке. Садовая поверхность оголилась, я убрал листву большинства многолетников. Без укрытия земля зябла, блестела слезинками замёрзшей на её поверхности влаги. Потом в плотном, остановившемся воздухе медленно поплыли редкие большие снежинки. Снегопад пока не напрягался, словно понимал: ни к чему суровой царице первое подношение, всё равно долго оно не удержится, пропадёт, словно дешёвая безделушка. К полудню огородные грядки так и не побелели.

Одна ива не хотела признавать близких морозов. В длинные девичьи косы вплелись редкие мелированные жёлтым пряди, но листья, ещё нежные, живые, ластились к ладоням с трогательным целомудрием любимой дочери. Я занимался последними приготовлениями к зиме. В саду было тихо. Может быть, зрелище такого кроткого снегопада умиротворяюще действовало на пернатых, и они примолкли, прячась в густой рыжей траве. Вдруг невидимые ранее воробьи дружно загалдели из дальнего угла сада, словно возвещая о чрезвычайном, невиданном происшествии. И действительно, в небе стремительно пронеслась стайка невеликих птиц, очень похожих по лётному поведению на коноплянок. Сделав отточенный вираж, они расселись на уличных проводах, а малая часть, числом около десяти, разместилась на яблоне. Хотелось разглядеть новых посетителей, и я вспомнил, что в стохастические девяностые годы мною был честно обретён по бартеру – всего за два пузыря водки – старенький оптический нивелир. Он был нужен в ландшафтных работах для определения разности высот различных участков сада.