Молчаливый голос - страница 11



– Завтра отправимся вновь, отец.

– Да, Волэн, – сын услышал скрипящее недовольство в голосе. Оно теперь часто сопровождало чужую речь. Череда неудач преследовала вдовца со дня смерти Ханны. И никто так не старался укоризненно уколоть мужчину, как его отец.

Дочь встретила папу и деда радостными детскими объятиями, болтала без умолку, хвасталась своими дневными достижениями, вспоминала сказки, расспрашивала о матери.

Когда Волэн укладывал Бритт спать, та спросила:

– Почему мама умерла?

– Она…

– Нет, не говори, папа, – дочь приставила к губам отца крошечный пальчик. – Просто пообещай, что я не умру так рано.

– Обещаю.


Волэн стоял на коленях возле семейного кургана. На его лице застыла гримаса скорбного сожаления. Глухая ночь окутала участок насыпи, ставшей последним пристанищем для Астрид, Ханны и… Бритт. Волэн обещал дочери, что она будет жить долго и счастливо. Надсон-Нарбут снова облажался.

Проклятие, в которое никто не верил, свирепствовало, потешаясь над Волэном, вспомнившим яркую картину из собственного детства.

Дедушка Дикен беспокойно спал после обеда, то и дело переворачивался с боку на бок. Внук прислушался к едва различимым словам, перемежающимся с хрипами:

– Будете, будете помнить королевскую кровь. Сын сына твоего утолит вновь жажду, раздразненную тобой. Я есть оружие моё, я есть голос королей зимы. И вернётся сын в дом своего отца. Et filius revertetur ad domum patris sui. И успокоятся души тех, кто был проклят на веки вечные. Et animas maledictorum in secula seculorum requiescent.

Пронзительный звон, точь-в-точь такой же, какой Волэн слышал у дерева висельников, вынудил снова заткнуть уши. Этот омерзительный звук вернул ветерана в реальность.

«Я восстановлю справедливость, – Надсон-Нарбут поднялся на ноги. – Клянусь именем матери, жены и моей дочери! И первым делом я отыщу того, кто зверствовал здесь, убивая невинных людей. Я отомщу за Кроссвинд, за моего отца!»

3

Тихими фитилями в тёмной ночи светились окна таверны «Горячий бык». Волэн привык называть её корчмой. Пиво здесь подавали отменное, но крепкий алкоголь явно производился по самым никудышным рецептам. Кроссвиндские пьяницы не слепли от самогона корчмаря, но уже от пары бутылок начинали терять способность к связной речи. Впрочем, Надсон-Нарбут не собирался дегустировать подобную сивуху. За парой кружек пива ветеран собирался пообщаться с завсегдатаями, дабы выяснить хоть какие-то подробности резни месячной давности, резни ставшей следствием наглых выпадов заезжих музыкантов, резни унесшей жизнь отца.

На вошедшего Волэна обратил внимание лишь мужчина за стойкой, очевидно, тот самый Йоэл, о котором говорил Андерс Хольм. Официантка беседовала с молодым менестрелем, судя по пёстрому шёлковому наряду неместным.

– Хороший клинок, – по пути к корчмарю Волэн получил комплимент от заросшего темноволосого мужчины за столиком у деревянной подпорки.

– Ржавый, – Надсон-Нарбут освободил Пьющего души от ножен. Дедушка Дикен в подобной манере нелестно отзывался о клинке, когда хотел понизить градус оказываемого внимания.

– Вижу, что это не так. Скорее, сплав метеоритного железа и серебра, – мужчина встал и протянул руку. – Скьялль Оберг, местный кузнец.

Представившись в ответ и пожав крепкую руку, Волэн внимательней рассмотрел невероятно мощного высокого парня, именно парня, когда кузнец встал, его лицо с пушком на щеках лучше осветили огни таверны, и теперь Надсон-Нарбут был готов поклясться, что Скьяллю не больше двадцати лет.