– Милок, ты с ума сошёл! Тает всё, куда галопом по воде мчишь?
– Не бойся, бабуля, я сюда этим же путём прибыл.
Полозья скользили ещё быстрее, по инерции слегка нагоняя лошадь. Сани ритмично дёргались, когда животное рывками нагоняло темп. Преодолев треть водоёма, Надсон-Нарбут услышал треск, кобыла заржала и остановилась, повитуха охнула.
– Всё в порядке, Ингрид. Лошади боятся трещин, – Волэн достал из-под подстилки льняной мешок. – Немножко притормозим.
Мужчина накинул бурдюк на голову кобыле, взял за поводья и, легко поглаживая по загривку, повёл её по треснувшему льду. Старица в санях нервно ворочалась.
Когда повреждённая зеркальная гладь осталась позади, Надсон-Нарбут убрал завесу с глаз животного и вернулся на своё место в санях. Отдав команду лошади двигаться дальше, Волэн почувствовал жар, окативший его с макушки до пят, лёд стремительно трескался, погружая транспорт в воду. Мужчина обернулся назад, Ингрид запаниковала, принялась ёрзать в попытке покинуть сани.
– Прекрати! – старица не отреагировала. Её хаотичная активность только ускорила неизбежное. Нацепившая на себя чересчур громоздкую одежду, не выпускающая свои «драгоценные» инструменты, повитуха погрузилась в озеро с головой за считанные секунды.
Волэн и сам уже по пояс окунулся в ледяную воду, осознавая температуру скорее разумом, чем кожей. Адреналин бушевал, не давая морозу сковать своей хваткой мышцы и кости. Надсон-Нарбут нырнул, глубоко. Мужчина пытался настигнуть Ингрид под водой, освободить её от фуфайки и постараться вытянуть на поверхность. Холодящее глаза озеро быстро поглощало в свой омут сани и лошадь. Повитухи не было видно.
Волэн погружался всё глубже, наконец, он увидел тёмный силуэт. Но внезапные судороги в обеих ногах протрезвили рассудок: «Двоим нам не всплыть».
Надсон-Нарбут отчаянно грёб руками, стараясь расслабить нижние конечности, в надежде на то, что спазм отпустит. Жадно глотнув воздух, вынырнувший мужчина цеплялся за ледяной край. Зеркальная кромка крошилась. Волэн не сдавался. Когда от озёрной глади отделился приличный по площади кусок, Надсон-Нарбуту удалось подмять его под себя. Оказавшись на плоте из застывшей воды, мужчине удалось выбраться на более-менее целый участок льда. Вставать на ноги Волэн не решался. Он полз, изо всех сил старался делать это как можно скорее.
«Ханна, моя любимая, мой малыш, что же теперь будет?» – лютые переживания не позволяли сдаваться, расслабляться и думать хоть о чём-то другом. Бестолковая Ингрид, утонувшая в голубых водах, лошадь и сани, всё это было безразлично Волэну. Добравшись до берега, Надсон-Нарбут вскочил на ноги и, обретя ещё одно дыхание, бегом пустился в Кроссвинд.
Небо заволокло седой пеленой, солнце готовилось укрыться за горизонтом. Ступив на землю родного посёлка, Надсон-Нарбут почувствовал, как ноги подкашиваются. Черпая последние силы из внутреннего резерва, мужчина добрался до дома. Отец, мать и несколько её подруг были с Ханной. В воздухе висело нечто пугающее, недоброе и непреодолимое.
– Я не смог привезти старицу.
Мать Волэна, Астрид, спокойно и молча помогала сыну снять ставшую колом промокшую одежду.
– У тебя родилась дочь, дорогой. Сейчас она спит.
– Ханна, – Надсон-Нарбут ощутил, как по левой щеке покатилась слеза, – какая же она молодец. Как любимая себя чувствует?
– Роды были очень тяжёлыми. Она потеряла много… очень много крови…
