– Ты чего здесь сидишь? Ты чего сидишь, дура? Тут наркоманы лежат, вчера человека отсюда мертвого поднимали, он тут лежал. Нет, ну посмотрите на нее, вон что вытворяет. Не слышишь, что ли? Тут вчера наркоманы сидели, они тут каждый день сидят, и ты теперь тут! Ты что творишь?
Столько возмущения от незнакомца тогда еще не слышала. Это, конечно, печально, что тут человек умер, хотя я допускаю, что ему это причудилось, но у меня-то пластырь, уважительная причина, и ничего криминального я сейчас не делала.
– Уважаемый, извините, я тут всего лишь ноги натерла и присела пластырь налепить. Беспокоиться совершенно не о…
– Я тебе говорю, дура, тут наркоманы, наркоманы здесь!..
Разговаривать было бесполезно. С каждым рефреном про наркоманов тон его голоса все повышался. А собака стояла в ступоре, как будто даже она осознала глупость ситуации. Показалось, что понимающе повиляла мне белым хвостом.
Собственно, я быстро с ним попрощалась и как смогла побежала. И долго после этого не могла отмыться от неприятных слов и просто от того, что на меня обратили нежелательное внимание.
Сейчас я стояла на другом перекрестке через два квартала от входа на кладбище на пешеходном переходе. Да, ночью тоже нужно соблюдать правила дорожного движения, даже когда нет машин. И теперь залихватский свист справа по борту не предвещал ничего хорошего.
Я обернулась на звук, чтобы хотя бы знать, к чему готовиться.
– Эй, кошечка, хочешь, мы тебя водой напоим?
Да, метрах в двадцати у тротуара стоял автомат с водой, а у него почти не стояли на ногах два рослых парня. К счастью, агрессивными они не казались, скорее просто в приподнятом алкогольном настроении.
Я знала только одно: пора бежать. Не испытывай судьбу, когда время не располагает. Надо вести себя спокойно, тихо, отстраненно. Просто прибавить шагу.
И я пошла дальше, не обращая внимания на сигнал светофора. Они за мной не поплелись. Это было хорошей новостью, но пульс все равно зашкаливал. Не самое приятное знакомство. Я думала, что такого можно ожидать, может быть, в закопченных промзонах провинций, где не просто культурно выпивают, а засиживаются под сомнительные истории. Ну правда – эти двое вышли из приличного ресторана, так надо же вести себя соответствующе. В самое первое лето в Питере мать мне не разрешала шорты надевать, потому что, видите ли, «в Питере так не принято ходить», а они себе такие выходки позволяют.
В общем, я в мыслях их немножко отчитала, и стало легче. Даже смешно. И я направилась по Малому проспекту к Кораблям.
Корабли – это улица Кораблестроителей и все, что к ней прилегает. В частности – мое первое общежитие. Его тоже прозвали Кораблями. Это трехкорпусная панельная постройка, одна из самых высоких в округе. С восемнадцатого этажа было видно залив. И когда я туда только-только заселилась, то рассказывала всем, что живу у моря. Потом на насыпных территориях настроили многоэтажек, и залив скрылся за ними.
Я любила это место за то, что можно было за десять минут пешком добраться до большой воды. Путь был, конечно, нелегким – через стройку и размытые тропинки. Но наш народ не останавливало даже массивное бетонное ограждение. В мае, в плюс четыре по цельсию молодежь устраивала на берегу пикники, гитарные концерты. Суровая питерская весна. А летом здесь был несанкционированный пляж. Но все были довольны, правоохранители давно смирились с тем, что люди устраивают курорт там, где купаться запрещено из-за балок и мазутных пятен. Все-таки это море.
