Однако после того как он как-то уговорил ещё незамужнюю сестру Настю прокатиться на себе, как на лошадке, при этом во время её посадки почувствовав резкий запах её не стираных трусов, его наездниками становились исключительно лица мужского пола в брюках или в тренировочном трико. В основном это были или его товарищи-одногодки, или его подопечные пацаны.
Обычно Кочет подкрадывался сзади к расставившему ноги зазевавшемуся парню и, наклонившись, резко просовывал свою голову между ними, тут же вставая во весь рост. К испугу и изумлению жертва резко оказывалась высоко над землёй седоком коня, который под смех товарищей уверенно вёз её дальше.
А начались такие силовые фокусы от Кочета подъёмом одной рукой, лежащего на ней на животе Лёши Котова, весившего тогда 36 килограммов.
И Платон вспомнил об этом, рассказав отцу.
– «А ты знаешь, что зимой случилось с его отцом?! Тебе мама не рассказывала?» – в ответ спросил Пётр Петрович.
– «Нет! А что?».
И отец рассказал сыну, как ещё перед зимой около старой квартиры Котовых в Уланском переулке Бронислав Иванович на улице сделал замечание сквернословящему молодому человеку, в ответ получив нокаутирующий удар в челюсть. Чемпиона по боксу затем осудили на несколько лет, а Котов несколько месяцев лечился от сотрясения мозга.
– «Пап, а почему вы все зовёте его Слава, а не Бронислав?».
– «Звали так же, как его звали жена и тёща!».
Кочеты долгое время звали старшего Котова Славой и не скоро услышали, что он, оказывается, Бронислав. Причём они слышали имя «Слава» и от его тёщи Галины Борисовны и от его жены Светланы Андреевны. И только как-то раз он раскрыл своё настоящее имя Алевтине Сергеевне.
После вкусного, приготовленного отцом обеда без супа, но с холодными закусками, среди которых особо выделялась красиво уложенная им в селёдочницу его фирменная жирная селёдка, приправленная репчатым луком и подсолнечным маслом, Кочеты померялись силой.
И как Платон долго не старался, ему никак не удавалось победить отца. К тому же рука того была чуть короче и давала ему небольшое преимущество при обороне. Но и отец не смог прижать к столу руку сына. Так они к обоюдному удовольствию и согласились на ничью.
Дальше их разговор перешёл на любимую ими политику, но в этот раз не дойдя до женщин. А в паузы Платон разглядывал комнату своего детства, будя приятные воспоминания.
В памяти Платона надолго остались следы дождевых протечек на потолке их московской комнаты, которые не изменились до сих пор. Эти отметки отчего дома тогда вызывали в его воображении человеческие лица, изображения различных животных, облака и горные пейзажи.
Платон иногда придавался приятным воспоминаниям детства. Вот и по пути сюда, идя по Печатникову переулку, он вспомнил своих последних друзей детства.
Из мальчишек это был старший его на год Андрей, имевший далматинца по имени Кук, и живший с родителями в одной комнате дома № 21, имевшего коридорную систему.
А из девчонок – свою первую школьную симпатию Олю Суздалеву, жившую в доме № 26 почти напротив дома Андрея, которую он как-то раз увидел в кинотеатре «Хроника», но постеснялся к ней подойти и сказать, что он теперь живёт в Подмосковье.
Также Платон хорошо запомнил, как ещё в детстве отец водил его в Политехнический музей, мечтая привить сыну интерес к технике. А тому особенно понравились различные модели машин, механизмов и строений в разрезах. Причём модели в разрезах подземелий различных зданий и предприятий его интересовали больше, чем машин и механизмов. Всё-таки в нём всё ещё оставался архитектор.
