– Признали кого? – неожиданно спросил дежурный.
– Нет, – ответил папа, – хотя, смеху ради, вот этот очень похож на одного моего знакомого.
– Имя?
– Чье? Мое?
– Знакомого!
– Но зачем? Ах… Нет, он совершенно из другой страны. Да и я не могу со всей уверенностью…
– Тогда что вы мне голову пудрите? Думаете, что у меня других дел нет?
– Я не пудрю. Мне работа нужна.
– Гражданин!
– Я со всей серьезностью. Простите, что отвлекаю.
– Минуту.
Дежурный снова снял телефонную трубку. Набрал какой-то номер. Попросил спуститься некоего Быкова. Через несколько минут явился высокий, широкоплечий мужчина с выдающимся животом. Он был воистину огромен. Метра два в высоту, в охват, как «Генерал Шерман». В его пухлых губах дымилась сигарета. Взгляд рыбий. Лоб покрыт испариной.
– Что случилось? – спросил он низким голосом у дежурного.
– Вот, – дежурный показал на отца, – Говорит, на работу пришел.
– Сам?
– Сам.
– Трезвый?
– Вроде бы.
Они переговаривались, будто отец не находился рядом.
– Дела, – заключил Быков.
– Куда только катимся, – подтвердил дежурный.
Быков навис над отцом. Внимательно его осмотрел из-под потолка. Сказал следовать за ним. Провел в кабинет. Там царил бардак, хаос. На подоконнике неуместно смотрелся алоэ. Земля в горшке была вдоволь удобрена окурками. Стояло три стола. Все были завалены какими-то папками, бумагами, письменными принадлежностями. На стене висел портрет Брежнева. Брови угрожающе походили на гусениц-шелкопрядов.
Быков усадил отца на что-то, под чем просматривался стул. Дал несколько бланков, ручку, дырокол. Подумал и дырокол убрал.
– Я по образованию преподаватель русского языка и литературы, – начал было отец.
– В биографии так и укажешь, – ответил Быков.
Так мой отец устроился на работу в милицию.
***
Отец не обладал какими-либо исключительными талантами, выдающимися способностями, познаниями в области дедукции. Он просто делал свое дело. Следовал правилам, перенимал опыт, не ленился, не откладывал на потом. Порой этого более, чем достаточно. Он опрашивал свидетелей, обходил соседей, все подробно записывал. Обычно преступника или сдавали его близкие, или он приходил с повинной. Ничего экстраординарного или изощренного.
Отец бодро поднимался вверх по карьерной лестнице. От тривиального участкового до следака. Снискал уважение коллег и не только. Ему высказывали свое почтение и, так называемые, асоциальные личности: преступники, алкоголики. Они узнавали отца на улице, окликали его, подбегали пожать руку и перекинуться парой слов. Говорили, что он поступает по справедливости. Что если бы не он, то мотать им срока вдвое больше и втрое чаще.
***
Отец спустился по ступенькам. Пересилил рвотные позывы. Тошнотворные, сладковатые запахи гниения и разложения полностью оккупировали носовые пазухи. От отца требовалось снять отпечатки пальцев с утопленника для установления его личности.
В морге его встретил патологоанатом по фамилии Квашня. Он сидел за столом и читал свежий номер «Правды». Одновременно выковыривал спичкой грязь из-под ногтей. Его рыхлый, похожий на трюфель, нос шевелился. Жил своей отдельной жизнью. В остальном Квашня выглядел целостно: затасканный, циничный человек.
Отец объяснил цель своего визита.
– Дебют? – спросил Квашня. Он очень хорошо разбирался в людях. Для этого тем совсем не обязательно было быть живыми.
– Так точно! – ответил папа.
– Деньги есть?
– Несомненно. Но ничтожно. Если быть точным, то впритык.
