Морозные узоры. Стихотворения и письма - страница 16



Спеши вперед. Жизнь странника легка.
Но день обманчив. Смерти облака
Над головой твоей с утра нависли.

1905

«В жаркий полдень обвалилась…»

В жаркий полдень обвалилась
Насыпь берега крутая.
Под кустами дикой розы
Кости мертвые открыты.
Видно: ребер сеть сухая,
Дыры глаз землей забиты.
Подле верба наклонилась,
Дремлют тощие ракиты,
Вьются синие стрекозы.
Тихий берег равнодушен.
Вот на череп пожелтелый
Села бабочка и дышит.
Льются жаворонки звонко.
Воздух зноен, воздух душен.
Небеса яснеют тонко,
Небеса земли не слышат.

1906 <25 мая. Щербинка>

«Вчера в час утренний, неся тебе фиалки…»

Вчера в час утренний, неся тебе фиалки,
Я остановлен был смятеньем суеты.
Шли в черном лошади, торжественны и валки,
Мерцали факелов дымящиеся палки,
И медленно, тряся бумажных лент листы,
Девичий белый гроб проплыл на катафалке.
Стоял я и смотрел, держа твои фиалки,
И были так легки и радостны мечты.
И смерть, и суета равно бессильем жалки,
Когда любовь горит, как жертвенник весталки,
Когда над вечностью сияешь солнцем ты.
И колыхался гроб на дальнем катафалке.

1910 <30 марта. Одесса>

«Фарфор голубоватый…»

Фарфор голубоватый,
Сугробы под луной.
На крыши хрупкой ватой
Лег иней ледяной.
По площади иду я,
Мерцают фонари.
Зари туманной жду я,
Далёко до зари.
Иду я близ кладбища.
Там, знаю, спит она,
Хранят ее жилище
Покой и тишина.
Среди крестов, часовен,
Над камнями могил,
Где снег так чист и ровен,
Играет луч, уныл.
В его холодном свете,
Как голос мертвецов,
Рыдающих столетий
Дрожит далекий зов.
Поют и стонут звуки.
В душе растет печаль.
Стою, сжимая руки,
Гляжу в седую даль.
Болящим сердцем стражду,
Зову немую тень,
В бездонном мраке жажду
Увидеть белый день.
Промчался ветер, дуя,
Мигнули фонари.
Зари последней жду я:
Далёко до зари.

1906 <16 декабря. Нижний Новгород>

Земляника

<С. Раевскому>

Мама, дай мне земляники.
Над карнизом свист и крики.
Как поет оно,
Как ликует птичье царство!
Мама, выплесни лекарство,
Отвори окно!
Мама, мама, помнишь лето?
В поле волны белоцвета,
Будто дым кадил.
Вечер томен; над долиной
В жарком небе взмах орлиный,
Прокружив, застыл.
Помнишь, мама, ветра вздохи,
Соловьев последних охи,
В лунных брызгах сад,
Лунных сов родные клики,
Земляники, земляники
Спелый аромат?
Земляники дай мне, мама.
Что в глаза не смотришь прямо?
Что твой взор суров?
Слезы капают в тарелки.
Полно плакать о безделке:
Я совсем здоров.

1911 <7 ноября. Москва>

«В ту ночь, когда в полях, кружась, стонала вьюга…»

В ту ночь, когда в полях, кружась, стонала вьюга
И мерзлые дубы глушил морозный треск,
На мглистой пелене схороненного луга
Я тихо замерзал, и мертвенного круга
Серебряный меня томил и мучил блеск.
Оледенела грудь, и в сердце кровь не била,
И слух туманился, и меркнули глаза.
Но в передсмертный час ты, вечное светило,
Мой ледяной покров, пылая, растопило,
И таял хрупкий снег, горячий, как слеза.
Зачем же, воскресив бесчувственное тело,
В ночной холодный мрак ты воротилось вспять?
Не довершить тебе того, что ты хотело.
Вновь снег застыл на мне. Вновь вьюга налетела,
И мертвый белый круг томит меня опять.

1910 <2 апреля. Одесса>

Весна

Зимой, в мороз сухой и жгучий,
Разрыв лопатами сугроб
И ельник разбросав колючий,
В могилу мой спустили гроб.
Попы меня благословили
Лежать в земле до судных труб.
Отец, невеста, мать крестили
Закрывшийся навеки труп.
Один в бессонном подземелье
Не оставлял меня мороз:
К моей глухой и тесной келье
Дыханье жизни он принес.
И в темноте земных затиший,
Струясь ко мне, как белый дым,